Loading...
Error

Поздравляю всех с годовщиной освобождения Украины от немецко-фашистских захватчиков!

Ответить на тему

 | 

 
Автор Сообщение

Kotleopold



...Лиду Андросову, хорошенькую девушку с остреньким подбородком, похожую на лисичку, избивали ремнями, снятыми с винтовок: от неё требовали рассказать о деятельности Сумского в организации. Лида Андросова вслух считала удары, но отказалась говорить хоть что-нибудь.

Даже для палачей в их зверской деятельности существует предел возможного. Никто из арестованных молодогвардейцев не признавался в своей принадлежности к организации и не показывал на товарищей. Эта беспримерная в истории стойкость почти ста юношей и девушек, почти детей, постепенно выделила их среди невинно арестованных и среди родных и близких.

...

- Девочки, хотите варенья? - говорила Любка, усевшись посредине камеры на пол и развязывая свой узелок. - Балда! Раздавил мою губную гармошку! Что я буду здесь делать без гармошки?..

- Обожди, сыграют они на твоей спине, отобьют охоту к гармошке! - в сердцах сказала Шура Дубровина.

- Так ты знаешь Любку! Думаешь, я буду хныкать или молчать, когда меня будут бить? Я буду ругаться, кричать. Вот так: «А-а-а!.. Дураки! За что вы бьёте Любку?» - завизжала она.

Девушки засмеялись.

- И то правда, девушки, на что нам жаловаться? А кому легче? Нашим родным ещё тяжелее. Они, бедные, не знают даже, что с нами. Да то ли им ещё придется пережить!.. - говорила Лиля Иванихина.

Круглолицая, светленькая, она, должно быть, ко многому привыкла в концентрационных лагерях, она ни на что не жаловалась, за всеми ухаживала и была добрым духом всей камеры.

Вечером Любку вызвали на допрос к майстеру Брюкнеру. Это был необычайный допрос: присутствовали все начальники жандармерии и полиции. Любку не били, с ней были даже вкрадчиво-ласковы. Любка, вполне владевшая собой и не знавшая, что им известно, по привычке своего общения с немцами, кокетничала и смеялась и выражала полное непонимание того, что они от неё хотят. Ей намекали, что было бы очень хорошо для неё, если бы она выдала радиопередатчик, а заодно и шифр.

Это была с их стороны только догадка, у них не было прямых улик, но они не сомневались в том, что это так и есть. Достаточно было узнать принадлежность Любки к организации, чтобы догадаться о характере её разъездов по городам и сближения с немцами. Немецкая контрразведка имела данные о том, что в области работает несколько тайных радиопередатчиков. А тот парень, который присутствовал при допросе Любки в ворошиловградской жандармерии, был парень из компании Борьки Дубинского, её приятеля по курсам, он подтвердил, что Любка училась на этих секретных курсах.

Любке сказали, чтобы она подумала, не лучше ли ей сознаться, и отпустили в камеру.

Мать прислала ей полную кошолку продуктов. Любка сидела на полу, зажав ногами кошолку, извлекала оттуда то сухарь, то яичко, покачивала головой и напевала:

Люба, Любушка, Любушка-голубушка,
Я тебя не в силах прокормить...


Полицейскому, принесшему передачу, она сказала:

- Передай маме, что Любка жива и здорова, просит, чтобы побольше передавала борща! - Она обернулась к девушкам и закричала: - Дивчата, налетай!..

В конце концов она всё-таки попала к Фенбонгу, который её довольно сильно побил. И она сдержала своё обещание: она ругалась так, что это было слышно не только в тюрьме, а по всему пустырю:

- Балда!.. Плешивый дурак!.. Сучья лапа!.. - Это были ещё самые лёгкие из тех слов, какими она наградила Фенбонга.

...

В последующий раз, когда Фенбонг в присутствии майстера Брюкнера и Соликовского избил её скрученным проводом, Любка, как ни кусала губы, не смогла удержать слёз. Она вернулась в камеру и молча легла на живот, положив голову на руки, чтобы не видели её лица.

Уля в светлой вязаной кофточке, присланной ей из дому и шедшей к её чёрным глазам и волосам, сидела в углу камеры и, таинственно поблёскивая глазами, рассказывала девушкам, сгрудившимся вокруг неё, «Тайну монастыря святой Магдалины». Теперь она изо дня в день рассказывала им что-нибудь занимательное с продолжением: они прослушали уже «Овод», «Ледяной дом», «Королеву Марго».

...

«Пусть мне шестнадцать лет, не я виноват в том, что мой жизненный путь оказался таким малым... Что может страшить меня? Смерть? Мучения? Я смогу вынести это... Конечно, я хотел бы умереть так, чтобы память обо мне осталась в сердцах людей. Но пусть я умру безвестным... Что ж, так умирают сейчас миллионы людей, так же, как и я, полные сил и любви к жизни. В чём я могу упрекнуть себя? Я не лгал, не искал лёгкого пути в жизни. Иногда был легкомыслен, - может быть, слаб от излишней доброты сердца... Милый Олежка-дролежка! Это не такая большая вина в шестнадцать лет... Я даже не изведал всего счастья, какое было отпущено мне. И всё равно я счастлив! Счастлив, что НЕ ПРЕСМЫКАЛСЯ КАК ЧЕРВЬ - Я БОРОЛСЯ... Мама всегда говорила мне: «Орлик мой!..» Я не обману её веры и доверия товарищей. Пусть моя смерть будет так же чиста, как моя жизнь, - я не стыжусь сказать себе это...»

Черты его лица разгладились, он лёг на подмёрзшем склизком полу, подмостив под голову шапку, и крепко уснул.
Показать сообщения:    
Ответить на тему