Настоящий словарь — результат почти десятилетнего труда — представляет первый опыт более или менее полного русско-осетинского словаря.
Вышедший в 1884 году во Владикавказе «Русско-осетинский словарь», составленный Иосифом, епископом Владикавказским, был неудовлетворительным даже для своего времени, а теперь и вовсе устарел. Это — типичное миссионерское издание, ориентированное больше на церковную литературу, чем на потребности жизни и культуры. Там нет таких слов, как «рабочий», «вождь», зато есть слова «благорастворенный» и «смиренномудрие». Вы найдете там реку Иордан и город Иерусалим, но тщетно будете искать реку Волгу и город Москву. К тому же словарь изобилует ошибками: так, «жаба» переводится «хъæндил», что в действительности значит «жук», «халат» переводится «хæлаф», что значит «штаны», и мн. др.
Каждый, кто знаком с лексикографической работой, легко оценит те трудности, которые приходится преодолевать, когда составляешь словарь «на пустом месте», в особенности, когда один из сравниваемых языков, в данном случае осетинский, недостаточно разработан и когда на нем имеется пока небогатая литература. В этих условиях первый русско-осетинский словарь не может быть свободен от недостатков и пробелов. Некоторые из них ясны составителю уже сейчас.
Двуязычные переводные словари должны быть двух типов, в зависимости от того, знание какого из двух сравниваемых языков предполагается у читателя. Но в настоящее время не представляется возможным издать два русско-осетинских словаря, один для идущих через русский язык к пониманию осетинского, другой — для осетин, читающих русский текст или переводящих с русского на осетинский. Между тем чувствуется настоятельная нужда в словарях обоего типа. Спрос на словарь первого типа идет со стороны неосетин, живущих и работающих в Осетии и желающих усвоить элементы этого языка, а также лиц, интересующихся осетинским языком в научном плане: лингвистов-иранистов, кавказоведов и т. д. Как единственный сохранившийся представитель обширной когда-то скифо-сарматской группы языков, осетинский язык с давних пор привлекает большой интерес специалистов.
Потребность в словаре второго типа остро ощущается в связи с огромной тягой осетин к русской литературе и культуре и в связи с обширной и все расширяющейся переводной с русского на осетинский работой, ведущейся в Осетии.
Один словарь, как бы он ни был хорош, не может в полной мере ответить на запросы обеих вышеуказанных категорий читателей. Не может этого сделать и наш словарь, хотя мы, в меру возможного, и стремились к этому. Так, всевозможные пометы и пояснения к словам даны на русском языке, а объяснения интернациональных слов (элементы толкового словаря) для читателей-осетин даны на осетинском языке
(*).
При своем значительном богатстве осетинский язык не имел, тем не менее, многих слов, связанных с современной наукой, культурой и общественностью. Эти слова приходилось создавать заново или усваивать из русского языка или из международного лексического фонда через русский язык. Этим именно и занимались работавшие в течение ряда лет в Северной и Южной Осетии терминологические комиссии. Результаты работы этих комиссий нашли отражение в нашем словаре. Мы не считали нужным выделять эти неологизмы особым знаком, так как многие из них настолько вошли в обиход, что неотличимы уже от старой лексики.
Осетинский язык делится на два основных диалекта: восточный, называемый иронским, и западный, называемый дигорским. В основу литературного языка положен иронский диалект, на котором говорит подавляющее большинство осетин. Наш словарь дает лексику литературного языка, стало быть, в основном иронскую и, разумеется, в иронской форме. Но мы прибавили в ряде случаев и дигорские переводы, именно там, где дигорский диалект имеет свои, совершенно отличные от иронского, слова. При этом мы имели в виду интересы тех, кто будет пользоваться нашим словарем в научно-лингвистических целях, а также считались с возможностью того, что дигорские слова могут послужить со временем для обогащения литературного языка.
Мы ввели в наш словарь значительный иллюстративный фразеологический материал. Значительно больше, чем обычно делается в словарях этого типа, мы черпали материалы из классиков русской литературы. При этом мы не всегда отдавали предпочтение наиболее простым по структуре и содержанию фразам. Напротив, мы не останавливались перед привлечением в качестве иллюстраций довольно сложных и трудных для передачи на осетинский язык русских фраз и оборотов. Делали мы это сознательно, полагая, что при переводе таких «трудных» фраз лучше и полнее выявятся выразительные ресурсы и возможности осетинского языка, нежели при переводе шаблонных словосочетании, которые обычно даются в словарях данного типа. И мы должны тут же отметить, что, как мы убедились в процессе работы, осетинский язык представляет весьма совершенное, гибкое и послушное орудие для выражения самых тонких и деликатных изгибов мысли и чувства.
Перед составителем вставал вопрос: каким алфавитом пользоваться в словаре для осетинского текста? Осетины в настоящее время не имеют единого алфавита: в Северной Осетии применяют русскую графику, в Южной — грузинскую.
Мы остановились на принятом в Северной Осетии русском алфавите, как наиболее доступном и привычном для осетин.
Орфографические нормы осетинского литературного языка пока не вполне определились. Это, несомненно, сказалось и на словаре, хотя составитель стремился к единообразию. Русские слова и интернациональные слова, усвоенные через русский в новейшее время, передаются в точном соответствии с их русской орфографией. Слова же, усвоенные из русского давно, передаются в соответствии с тем реальным произношением, которое они получили в осетинском народе (
русск. «печь» —
осет. «пец»,
русск. «полковник» —
осет. «булкъон» и др.).
(*) Давая пометы на русском, а не на осетинском языке, мы учитывали, между прочим, и то, что большинство осетин в той или иной степени знакомо с русским языком и, стало быть, эти пометы не будут для них, как мы надеемся, камнем преткновения. 
