Неклюдов, Николай Адрианович
(1840—1896) — известный криминалист. Происходил из дворян Саратовской губернии. Окончив курс в пензенском дворянском институте, он поступил сначала на математический, затем на юридический факультет спб. университета, по окончании которого слушал лекции по правоведению в университетах берлинском, гейдельбергском и женевском. Возвратившись обратно в СПб., получил степень магистра уголовного права (1865) и был выбран мировым судьей города СПб. (1866); позже был председателем столичного мирового съезда и почетным мировым судьей. Перейдя на коронную службу, он занимал должности юрисконсульта министерства юстиции (1871), члена консультации (1878), обер-прокурора уголовного кассационного департамента сената (1881), обер-прокурора общего собрания кассационных департаментов, соединенного присутствия и дисциплинарного присутствия сената (1885), товарища государственного секретаря (1894) и товарища министра внутренних дел (1895). Очень велико было его участие в занятиях многочисленных, преимущественно законодательных комиссиях: по пересмотру законов о личном найме рабочих и прислуги, по отмене паспортов, по преобразованию волостных судов, по устройству быта евреев, по тюремному преобразованию, по исследованию железнодорожного дела, по делам контрагентов действовавшей в турецкую войну армии, по составлению Проекта нового уголовного уложения и др. Во всех этих комиссиях он был не номинальным, а активным членом, выносившим на себе значительную часть работы.
Ученая деятельность Н. выразилась в ряде многочисленных статей, появлявшихся в "Журнале Министерства Юстиции", "Судебном Вестнике", "Судебной Газете", "СПб. Ведомостях", "Журнале Гражданского и Уголовного Права", "Юридической Летописи"; в переводах французского Устава уголовного судопроизводства, учебника уголовного права Бернера (с обширными дополнениями) и уголовных кодексов французского, бельгийского, германского, венгерского, отчасти и итальянского, вошедших в состав материалов комиссии по пересмотру нашего уголовного законодательства; в участии, которое он принимал в трудах спб. юридического общества. Много лет сряду он был профессором уголовного права в военно-юридической академии, конференцией которой был избран в почетные ее члены. В этой многосторонней деятельности своей Н. проявлял всегда одни и те же свойства богато одаренной натуры. Он не умел останавливаться на полпути и входить в компромиссы, а шел прямо к поставленной цели, пользуясь своей обширной эрудицией (особенно в области положительного русского права) и редкой по силе диалектикой, никогда не знавшей затруднительных положений. Только этими свойствами его можно объяснить, что он везде и всегда с первых же шагов производил сильное впечатление и сразу приобретал как горячих почитателей, так и резких порицателей. Первая же появившаяся в печати самостоятельная его ученая работа, представленная для получения звания магистра уголовного права — "Статистические этюды" — обратила на себя большое внимание. Это был, можно сказать, первый в России опыт применения статистического метода к явлениям преступности. Неудовлетворительность настоящего состояния уголовного права Н. объяснял тем, что обращалось слишком большое внимание на наказание, а преступление почти совершенно не исследовалось с точки зрения причин и условий, его создающих. Останавливаясь на рассмотрении последнего, он приходил к выводу, что, действуя на внешние условия, создающие преступность, можно влиять на ее уменьшение и даже, в отдаленном будущем, достигнуть совершенного ее уничтожения. Наказание получало, таким образом, значение лишь временного паллиатива. Вопрос о свободе воли разрешался Н. вполне самобытно: он стоял одинаково далеко как от материалистического, так и от идеалистического взгляда на волю человека, проявляющуюся в преступности, и выказал себя реалистом. Если некоторые критики отрицали всякое значение за этим трудом Н. и находили в нем результат "плохо пережеванных объективных умствований" ("Русское Слово", 1865, № 4) или указание на то, как не надо писать уголовно-статистические исследования ("Журнал Министерства Юстиции", 1865, № 5), то с другой стороны появились и восторженные ценители Н., в ряду которых были Спасович и Кавелин. Первый из них назвал Н. "восходящим светилом", а второй, поддерживая эту оценку, предсказывал, что от недостатков, увлекших автора "в поэзию науки", Н. освободится "работой и годами". Основные воззрения, высказанные в диссертации и позже, характеризировали направление мысли Н. как криминалиста. В нем всегда господствовала реалистическая точка зрения, не позволявшая ему впадать в утопии, а на наказания он всегда смотрел как на общественную гарантию. Его можно назвать предвозвестником позитивного направления, всего резче, впоследствии, выразившегося в трудах итальянской антропологической школы. Последовательно исходя из своего взгляда на наказание, Н. предложил на обсуждение русского съезда юристов (1875) вопрос об относительных уголовных приговорах, позже занявший выдающееся место в юридической литературе. Особенно велико было влияние Н. на уголовно-судебную практику. На первых порах судебной реформы мировая юстиция встретилась с большими затруднениями, зависевшими, главным образом, от устарелости нашего материального права. Н. явился к ней на помощь и своим капитальным комментарием ("Руководство для мировых судей"), выдержавшим два издания, приобрел для неё руководящее значение. Такое же значение имеет и его обширное "Руководство к особенной части Уложения о наказаниях". Подвергая всесторонней оценке постановления действующего закона, Н. обнаруживал истинный их смысл при помощи разнообразных способов толкования, причем с особенным вниманием относился к практике уголовного кассационного департамента сената, не отступая при этом перед суровой критикой сенатских разъяснений, если ему они представлялись не соответствовавшими мысли законодателя или требованиям жизни. В заключениях, которые Н. предъявлял в сенате по должности обер-прокурора, он являлся всегда талантливым, но иногда парадоксальным истолкователем закона. Некоторые из них — в особенности по делу о злоупотреблениях в кронштадтском банке (1883) и по делу Мельницких (1884) — вызвали в свое время оживленную полемику.
