Архиепископ Андре́й (в миру Алекса́ндр Алексе́евич, князь Ухтомский; 26 декабря 1872 (7 января 1873), имение Вослома, Арефская волость, Рыбинский уезд, Ярославская губерния — 4 сентября 1937, Ярославль) — епископ Русской Православной Церкви, один из основателей и лидеров катакомбной церкви в СССР, автор термина «истинно-православные христиане».
Канонизирован Русской Православной Церковью за рубежом в 1981 году.
Выходец из знатного дворянского княжеского рода Ухтомских, восходящего к князю Рюрику. Отец — председатель уездной земской управы Алексей Николаевич Ухтомский (ранее состоявший на военно-морской службе и непродолжительное время работавший в Канцелярии Ярославского губернатора). Брат — известный физиолог, академик АН СССР, авторитетный деятель единоверия Алексей Алексеевич Ухтомский.
Мать — Антонина Фёдоровна, по его воспоминаниям, «была идеально добрая женщина», хотя и не желала, чтобы её старший сын стал священником. Однако после того, как он сделал свой жизненный выбор в пользу служения Богу, всячески способствовала его деятельности на этом поприще.
В 1887 году Александр Алексеевич окончил пять классов Рыбинской классической гимназии. В 1891 г., по желанию отца, поступил в Нижегородский кадетский корпус. Однако карьера военного его не прельщала: ещё в детском возрасте в жизни Александра и Алексея произошёл ряд событий, предопределивших их будущее. Одним из таковых стала встреча обоих братьев с протоиереем Кронштадтского Андреевского Собора отцом Иоанном (И. И. Сергиевым), произошедшая, как отмечает М. Л. Зеленогорский, «на волжском пароходе, когда мать везла сыновей на каникулы домой»: «Отец Иоанн, — писал он, — долго беседовал с Александром и Алексеем, после чего они оба приняли одинаковое решение».
В 1891 году, по окончании кадетского корпуса, Ухтомский успешно сдал экзамены в Московскую Духовную Академию (МДА) и был принят в состав её юбилейного пятидесятого курса. В 1895 года он закончил МДА, удостоившись степени кандидата богословия за сочинение на тему «О гневе Божием». Вскоре его примеру последовал и младший брат Алексей, закончивший МДА в 1898 году, защитивший кандидатскую диссертацию по богословию на тему «Космологическое доказательство Бытия Божия» и поступивший затем в Императорский Санкт-Петербургский Университет.
9 (21) ноября 1895 года, согласно собственному заявлению, в котором им было выражено желание служить по учебно-духовному ведомству, Александр Алексеевич Ухтомский был «определён учителем по русскому языку в 1-й класс Казанского духовного училища».
2 (14) декабря 1895 года он был пострижен архиепископом Казанским и Свияжским Владимиром (И. С. Петровым) в монашество с наречением имени Андрей, 5 (17) декабря 1895 года рукоположён в Казанском Кафедральном Благовещенском соборе в иеродиакона и 6 (18) декабря 1895 года — в иеромонаха — с зачислением, согласно резолюции казанского преосвященного, в число братии Казанского архиерейского дома (функционировавшего на правах монастыря).
«В 22 года я был иеромонахом, — вспоминал впоследствии Андрей (Ухтомский). — Я пошёл служить духу, освобождению человеческого духа от всяких препятствий к его свободе и свободе развития человеческого духа».[1]
Столь раннее обращение в монашество, помимо прочего, объяснялось ещё и высокими требованиями, которые он предъявлял к представительницам женского пола. «Мне была возможность, — вспоминал он, — быть священником в известном Крестовоздвиженском братстве Черниговской губ[ернии], которое было основано Н. Н. Неплюевым.
Последний приглашал меня к себе. Но для священства нужно было жениться, а я был напуган женщинами. Вернее, я был напуган идеалом девушки и женщины, который я себе составил.
А идеалом моим была Святая Нина — просветительница Грузии. Прочитав её жизнеописание, я преклонился перед величием её духа и её жизненного подвига. По ней я расценивал всех остальных, и все получали оценку не весьма высокую».
5 (17) сентября 1897 года Андрей (Ухтомский) был перемещён на должность инспектора Александровской миссионерской духовной семинарии, действовавшей в кавказском селе Ардон. Там же он состоял членом Ардонского отделения Владикавказского епархиального училищного совета, заведовавшего школами Северной Осетии, занимался духовным просвещением осетин. Был награждён наперсным крестом, выдаваемым от Святейшего Правительствующего Синода, и получил звание соборного иеромонаха Московского Донского ставропигиального монастыря.
23 июля (4 августа) 1899 года Андрей (Ухтомский) был назначен на должность наблюдателя Миссионерских курсов при Казанской Духовной Академии (КДА), а 6 (18) августа 1899 года возведён в сан архимандрита в Казанском Спасо-Преображенском монастыре архиепископом Казанским и Свияжским Арсением (А. Д. Брянцевым).
Будучи человеком, ведущим аскетический образ жизни и радеющим за духовно-нравственное возрождение русского народа, Андрей (Ухтомский) являлся активным сторонником воздержания от алкоголя и непримиримым борцом с пьянством, на почве чего вскоре сблизился с казанскими трезвенниками. 28 января (10 февраля) 1901 года он был избран членом Комитета «Казанского Общества Трезвости» (КОТ), на базе которого в дальнейшем возникла первая в Казани и Казанской губернии правомонархическая (черносотенная) организация — Казанский отдел «Русского Собрания» (КОРС).
В скором времени он был избран председателем Строительного Комитета по возведению храма Во Имя Нерукотворённого Образа Спаса нашего Господа Иисуса Христа при учреждениях КОТ в Подлужной слободе Казани. Скорее всего, именно Андрей (Ухтомский) ещё в 1901 года обратил внимание казанских патриотов-трезвенников на необходимость должного почтения и увековечения памяти местоблюстителя Патриаршего Престола (в 1612—1613 гг.), второго митрополита Казанского и Свияжского Ефрема (помазавшего на царство первого царя из Дома Романовых — Михаила Фёдоровича), «пещёрка» с мощами которого находилась в Казанском Спасо-Преображенском монастыре.
Андрей (Ухтомский) активно публиковался в начале 1900-х годов на страницах печатного органа КОТ журнала «Деятель». Так, например, только в 1903—1904 годов в нём были размещены следующие статьи, проповеди и выступления архимандрита Андрея: «Как всякий христианин может потрудиться в устроении на земле Царства Божия (публичное чтение)», «Прощальная речь Владыке Архиепископу Арсению (в Спасо-Преображенском миссионерском монастыре)», «Из православно-церковного учения забытые мысли (публичное чтение)», «Слово в день празднования Чудотворной иконе Божией Матери, именуемой Казанской. 8 июля 1903 г.», «Царь и народ, Русь православная, в Сарове», «Слово на день восшествия на престол Государя Императора Николая Александровича, 1903 года 21 октября», «Поучение в неделю православия о церковной истине и об обязанностях к ней», «Беседа отца Иоанна Кронштадтского с пастырями», "О «сверх-человеках» и другие.
В опубликованных в то время статьях Андрея (Ухтомского) нашли яркое отражение его славянофильские взгляды, связанные с оптимистическими ожиданиями обновления церковной и общественно-государственной жизни России на путях грядущего обращения царя и народа к традиционным православно-русским ценностям.
В июле 1903 года архимандрит Андрей (Ухтомский) принял участие в торжествах открытия мощей преподобного Серафима в Сарове, где ему был пожалован «наперсный с украшениями крест из кабинета Его Императорского Величества». В своих заметках об этом событии, помещённых в журнале «Деятель», он, в частности, писал:
«Власть это Божие послушание для всякого начальствующего; власть — это облегчение жизни для подначальных; власть Царская — тяжкое бремя для Царя, но облегчение жизненного бремени для всего русского народа. Царь несёт это бремя, а его народ свободен от этого бремени, спокоен за себя, спокойно, снявши с себя всякое искушение власти, «спасается» — заботится только о душе своей. Поэтому «Царь» в глазах народа — это воплощение всего лучшего, это символ смирения, смиренного служения Богу и служения людям, символ любви; любовь к Царю своему и помазаннику Божиему — это чувство совершенно неотъемлемое, неизгладимое из русского сердца. Жизнь без постоянного представления о Царе — прямо не мыслима для русского человека; он не может себе представить ничего выше душевного спасения, а жить без постоянной памяти о своём Царе значит заботиться не о спасении, а о себе и о всей своей жизни; он тогда совершенно растеряется, «да как же, скажет, я теперь жить буду, где моя опора?»
Вот это в Сарове чувствовалось до полной осязательности во время всех торжеств. Вся любовь к Царю, всё беззаветное преклонение пред бременем и служением Царским, одним словом вся русская душа в Сарове — высказалась в полной мере. Русь Православная — это нераздельно: Царь и народ; и душа народная, душа народа русского не мыслима без смирения и без любви к Богу и Царю. — Совершенно не мыслила! — Душа, не думающая о спасении, и душа гордая, — это явление не русское…»
При этом, несмотря на своё откровенно критическое отношение к абсолютистскому характеру постпетровского самодержавия и его чуждому традиционному русскому миропорядку порождению — «синодальному» церковному строю, Андрей (Ухтомский), судя по его высказываниям, первоначально с огромным почтением и глубоким упованием относился к личности царствующего монарха, возлагая на него особые надежды по возрождению утраченной два века назад «симфонии» духовной и светской властей. Однако по прошествии нескольких десятилетий, отмеченных крушением этих идеалистических ожиданий, его прежнее очарование Николаем II сменилось столь же глубоким разочарованием в способностях императора стать истинным «самодержцем» и отвернуть Россию от духовной и социальной пропасти.
Во время революционных событий 1905—1907 гг. архимандрит Андрей (Ухтомский) открыто поддержал усилия председателя Комитета КОТ и Совета КОРС А. Т. Соловьёва по созданию в городе Казани и Казанской губернии правомонархических (черносотенных) организаций, появление которых он воспринял с большой радостью и оптимизмом. Уже на первом общем собрании КОРС, проходившем 6 (19) декабря 1905 г., было оглашено письмо Андрея (Ухтомского), в котором он выразил открытое сочувствие его деятельности.
Епископ Мамадышский, третий викарий Казанской епархии
3 (19) сентября 1907 года Императором Николаем II был утвержден доклад Святейшего Правительствующего Синода «об учреждении в Казанской епархии на местные средства кафедры третьего викарного епископа, с присвоением ему именования Мамадышским и с предоставлением ему заведывания миссионерскими курсами в гор[оде] Казани, вместо ректора Духовной Академии, почему не считать эти курсы впредь состоящими при Академии и внести в их устав соответственные изменения, и о бытии наблюдателю названных миссионерских курсов, архимандриту Андрею, Епископом Мамадышским, с тем, чтобы наречение и посвящение его были произведены в г. Казани». Так, в Казанской епархии появилась новая викарная епископская (миссионерская) кафедра, а при монастыре начали действовать Казанские миссионерские курсы (КМК), отделенные от КДА.
3 (19) октября 1907 года в Казанском Спасо-Преображенском миссионерском монастыре (КСПММ) архимандрит Андрей (Ухтомский) был наречён, а 4 (17) октября 1907 г. — хиротонисан во епископа Мамадышского, став первым в истории (и третьим по определению) викарным епископом Казанской епархии по миссионерской работе и инородческим приходам, а также первым председателем Педагогического Совета КМК.
Кроме того, он настоятельствовал и заведовал, соответственно, основанными им же Трёхсвятительским крещёно-татарским скитом при КСПММ (впоследствии — отдельным монастырем) и Покровской просветительной крещено-татарской общиной. Одновременно епископ Андрей являлся председателем Совета «Братства святителя Гурия» (БСГ), а с 1908 года — ещё и председателем действовавшего при нём «Кружка сестер-сотрудниц Братства святителя Гурия». Вместе с этим, он занимал должность председателя Педагогического Совета «Казанских женских богословских курсов» (КЖБК). И все это, не считая других, более «мелких» постов и должностей.
Епископ Андрей являлся также редактором (впоследствии — редактором-издателем) издававшегося в Казани миссионерского журнала «Сотрудник Братства святителя Гурия» (с 1911 года — «Сотрудник Приволжской Миссии») (г. Казань).
25 июля (7 августа) 1911 года Император Николай II утвердил доклад Святейшего Правительствующего Синода «о бытии Преосвященному Андрею, Епископу Мамадышскому, третьему викарию Казанской епархии, Епископом Сухумским», о чём синодальным указом от 29 июля того же года было доведено до сведения архиепископа Казанского и Свияжского Иакова (И. А. Пятницкого).
В Сухумской епархии епископ Андрей с привычным ему усердием продолжил миссионерскую деятельность, за короткий срок своего пребывания в Абхазии успев проявить себя в деле христианизации местных народов, а также выступить с просьбой к властям о недопущении мусульманских мулл в среду абхазов с целью предотвращения их исламизации и отуречивания (которая, однако, так и не была удовлетворена).
Одновременно с этим владыка попытался на культурно-исторической почве примирить абхазов с грузинами (между которыми и тогда существовали заметные трения), а также возродил местную церковно-археологическую комиссию. Здесь же с января 1912 г. начал издаваться основанный епископом Андреем первый в Сухумской епархии печатный церковно-миссионерский журнал «Сотрудник Закавказской миссии».
«После епископа Гавриила и перевода [В. А.]Геймана из Сухумского округа, — говорилось, в частности, в изданном в 1913 г. „Путеводителе по городу Сухуму и Сухумскому Округу с историко-этнографическим очерком“, — христианство поколебалось и магометанское учение стало пускать свои корни в Абхазии, но есть полная надежда, что новый Сухумский епископ Андрей, при своей энергии и неустанном труде, даст христианству по-прежнему своё первенствующее место. Разъезды по епархии, частые проповеди, знакомство с нравами и обычаями вверенной ему паствы, общая симпатия, которую он так скоро завоевал себе, неутомимая энергия и апостольский образ жизни, а также издание особенного специального духовного журнала „Сотрудник“ — первого печатного органа за всё время существования епархии — обязательно привлекут к нему сердца мирян. При этом надо отметить, что достопочтенный архипастырь энергично взялся за восстановление древних памятников христианства. Надо только, чтобы высшая духовная власть помогла ему в развитии церковно-приходских школ. Коли безграмотные турецкие вероучители сумели завоевать расположение тёмного люда, то подготовленные миссионеры, относясь к делу с любовью и усердием, могут ещё больше завоевать себе такое расположение, имея во главе не канцеляриста, не карьериста, а поклонника живого дела».
Епископ Андрей и на Кавказе — оставался полностью верен своему миссионерскому долгу. «Отрадно, — сообщалось в том же „Путеводителе“, — что епископ Андрей знакомится с самыми заброшенными уголками своей епархии. Его посещение Бедийского храма останется навсегда памятным в жизнь населения. Его проповеди, его задушевную речь слушала 10 тысячная толпа.
А недавнее его посещение Псхувского перевала, где приютилось до 50 домов христиан, разве не вызывает общее удивление? Преосвященный проник туда с одним провожатым, сделав по самым трудным тропам, в течение двух суток 80 вёрст».
Вместе с тем, за два с небольшим года своего пребывания в Сухуме, епископ Андрей привычными для себя критичными высказываниями относительно тогдашнего состояния церкви и неосознанной в полной мере ответственности верховной власти за происходящие в общественно-церковной жизни негативные процессы оставил у некоторых новых знакомых весьма неоднозначные впечатления о себе. Так, например, знаменитый монархист князь Н. Д. Жевахов в оставленных им воспоминаниях назвал епископа Андрея человеком «путаным» и известным «своими антимонархическими взглядами», что, впрочем, могло быть навеяно не только «нестандартными» высказываниями самого владыки, но и распространявшимися о нём среди недоброжелателей слухами. А тех, кому его нелестные замечания были не по душе, предостаточно имелось и в местах служения владыки, и в столице Российской империи.
С 22 декабря 1913 — епископ Уфимский и Мензелинский.
С июля 1916 ввёл в своей епархии «Правила для избрания настоятелей храмов Божиих Уфимской епархии». Председатель Восточно-русского культурно-просветительского общества, созданного им в Уфе в 1916. Основал при обществе журнал «Заволжский летописец».
Будучи занят самой активной общественной деятельностью, он вёл строгий аскетический образ жизни: проводил ночи в молитве, используя для короткого отдыха жёсткую кровать без одеяла и подушки, всегда постился, никогда не ел даже рыбы. Был большим ревнителем церковной старины, церковного устава, старинных церковных песнопений, благолепного служения, замечательно знал церковный устав. Отличался либеральными политическими взглядами, выступал против влияния Г. Е. Распутина на государственную и церковную жизнь.
Поддержал Февральскую революцию, считая, что она будет способствовать освобождению церкви от давления со стороны государства. 14 апреля 1917 вошёл в состав Святейшего Синода. Участник Поместного Собора 1917—1918, активно участвовал в совещаниях по воссоединению со старообрядцами. Председатель Съезда единоверцев (направления в рамках «официальной» церкви, придерживающегося старых обрядов). С января 1919 — епископ Саткинский единоверческий (избран заочно с оставлением за собой прежней кафедры) и первоиерарх всех единоверцев — впрочем, эти должности были, скорее, номинальными.
В 1918 отлучил от церкви грабителей чужих имуществ: «Все воры и грабители, носящие христианское имя и участвовавшие в погроме г. Уфы, отлучаются от св. Причастия на два года; в случае искреннего раскаяния, по усмотрению духовника, отлучаются на один год. Только в случае смертельной болезни эта эпитимия может быть снята духовником».
Был членом созданного осенью 1918 Сибирского Временного Высшего церковного управления, руководил духовенством 3-й армии А. В. Колчака. После разгрома белых арестован в феврале 1920 в Новониколаевске, находился в тюрьме в Томске. Осенью выступил с заявлением о лояльности к Советской власти и просьбой об освобождении, вскоре освобождён, но уже 28 февраля 1921 арестован в Омске «за произнесение проповеди, в которой призывал крестьян организовываться в крестьянские союзы». С марта по октябрь содержался в Омской тюрьме, в ноябре 1921 — августе 1922 — во внутренней тюрьме ГПУ, затем в Бутырской тюрьме. Освобождён для лечения, затем дело было прекращено «за недостатком улик» (очевидно, власти хотели привлечь его на сторону обновленческого движения). Был назначен архиепископом Томским, но к управлению этой епархией не приступил.
В ноябре 1922 возвратился в Уфу, активно выступал против обновленческого движения. На основании распоряжения временного Заместителя Патриарха митрополита Агафангела (Преображенского) от 18 марта 1922 объявил Уфимскую епархию автономной. Рукоположил во епископы нескольких священнослужителей епархии.
В начале 1923 в очередной раз арестован, 24 февраля 1923 приговорен к трём годам ссылки, выслан в Ташкент. В июне 1923 арестован в Ташкенте, выслан в Теджен. В ноябре 1923 арестован в Теджене, до ноября 1924 находился под арестом в Ташкенте, затем отправлен по этапу в Москву, откуда вновь выслан в Теджен, затем в Асхабад.
Начиная с 1922 тайно рукополагал архиереев для различных епархий. Постриг в монашество будущего архиепископа Луку (Войно-Ясенецкого) и направил его к двум ссыльным епископам для совершения архиерейской хиротонии. Проведённые им епископские хиротонии были позднее признаны Патриархом Тихоном.
28 августа 1925 в молитвенном доме ашхабадской старообрядческой общины во имя Святителя Николая принял миропомазание от старообрядцев. Выступил с «Исповеданием Веры», в котором, в частности, заявил:
Ныне испытывая гонения от господствующей иерархии за свободу Церкви Христианской, исповедую перед Св. Церковью, что Патриарх Никон, своим мудрованием нарушивший жизнь Соборной Церкви и любовь её, так положил начало расколу русской Церкви. На ошибке Патриарха Никона утвердился тот русский цезарепапизм, который со времён Патриарха Никона подтачивал все корни русской церковной жизни и, наконец, вполне выразился в образовании так называемой «Живой Церкви», — ныне господствующей иерархии, явно ориентирующейся [на власть] и нарушающей все церковные каноны… Ныне, скорбя всей душей о великих бедах Церкви, готов отдать себя всецело на служение древлеправославным христианам — старообрядческим общинам для приведения к единству всего русского разрозненного стада Христова.
Считал, что уже являлся старообрядческим епископом с 1919 года, когда согласился на избрание единоверческим архиереем. Вместе с епископом Руфином (Бреховым) рукоположил для старообрядцев епископа Климента (Логинова).
За вступление в общение со старообрядцами предположительно был запрещён в священнослужении Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Петром (Полянским). Запрещения не признал, равно как и полученных по завещанию Патриарха Тихона прав митрополита Петра по управлению церковью. Сторонники владыки Андрея отрицали сам факт запрещения, ссылаясь на отсутствие письменного подтверждения этого акта.
В конце 1926 возвратился в Уфу, объявил епархию автокефальной, не признавал права Заместителя Патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского), резко выступил против его Декларации, направленной на сотрудничество с советской властью. Продолжил тайные хиротонии епископов, создавая инфраструктуру Истинно-православной («катакомбной») церкви, которая действовала неофициально и противостояла официально признанной церковной организации. Автор термина «Истинно-православные христиане». Часть уфимской православной паствы признала его «архиепископом областной Церкви автономной Башкирской республики». Своим архиепископом его считали и «катамобники» (впрочем, вопрос о возведении его в этот сан священноначалием остаётся непрояснённым). Ближайшими соратниками владыки Андрея были рукоположённые им епископы Аввакум (Боровков), Вениамин (Троицкий), Иов (Гречишкин) и др.
13 июня 1927 вызван в Москву, арестован и 8 июля 1927 приговорен к трём годам ссылки, выслан в Кзыл-Орду, где арестован 17 октября 1928. Отправлен в Москву, где в январе 1929 приговорён к трём годам тюремного заключения, содержался в одиночной камере Ярославского политизолятора.
2 октября 1931 освобождён, проживал в Москве. В этот период молился в старообрядческом храме. В письме от 15 февраля 1932 года отмечал:
Я ни одного раза не молился о своем освобождении или о чём-либо, касающемся своего благополучия. Я боялся такой молитвы, как своей, и только говорил: «Да будет воля Твоя». В 90-м псалме сказано; «С ним есмь в скорби». Я и знаю, что около меня скорбящего — всегда Господь; а около моего веселия… Господь далеко не всегда! — Поэтому боюсь молиться о чём-либо, кроме исполнения на мне воли Божьей.
14 апреля 1932 арестован по делу Московского «филиала» Истинно-Православной церкви. Один из его сокамерников вспоминал о нём:
Теперь его трудно было узнать. Почти не осталось волос на его голове и лице, в результате цинги почти все волосы у него выпали. Он стал совершенно дряхлым, худым, но как и прежде, оставался смиренным, добрым, ободряющим и отзывчивым. Он обвинялся в организации нелегальных православных общин (то есть Катакомбной Церкви), которые были против советского закона, и также — в агитации и пропаганде против большевизма. В тюремной камере Владыка Андрей своими рассказами обычно приковывал к себе всеобщее внимание. И нужно отметить, что он имел такое влияние на всех заключенных, даже на уголовников и безбожных коммунистов, что никто в его присутствии не решался богохульствовать и кощунствовать. Владыка реагировал на любые проявления несправедливости в тюрьме (за что не раз его лишали передач, присланных друзьями). Главного архиерея Советской России, главу Московской Патриархии, Архиепископ Андрей считал предателем Христа. К тюрьме, наказанию и другим злоключениям он относился спокойно, стойко и больше страдал за тех, кто был рядом с ним, чем за самого себя. На своих соузников он имел ободряющее влияние. Большие посылки присылали ему местные жители, как только узнавали о его прибытии в тюрьму. Посылки не всегда ему передавало тюремное начальство, но и те, которые он получал, он разделял с теми, кто не получал ничего.
7 июля 1932 приговорен к трём годам ссылки, выслан в Алма-Ату. 19 сентября 1932 получил Святые Дары и Миро от старообрядческого архиепископа Московского и всея Руси Мелетия.
Весной 1934 арестован в Алма-Ате, отправлен в Бутырскую тюрьму в Москву. 14 мая 1934 приговорён к трём годам заключения, отправлен в Ярославский политизолятор.
27 марта 1937 вновь осуждён на три года ИТЛ, отправлен в Рыбинск. 3 сентября 1937 приговорен тройкой УНКВД по Ярославской области к расстрелу. На следующий день расстрелян.
Причислен к лику святых Русской православной церковью за границей в 1981. На Соборе этой церкви в 1993 году епископ Григорий (Граббе) предложил деканонизировать его, ссылаясь на ставшие известными данные о его вступлении в молитвенно-каноническое общение со старообрядцами. По некоторым сведениям впоследствии был деканонизирован, хотя его книги успели издать в России, как труды священномученика.
