Кинг Стивен - Куджо [Раскатова Светлана, 2011, Триллер, ужасы, 128 kbps]

Куджо гнался за зайцем уже добрые пять минут. Хвостастая серая задница так заманчиво маячила перед сенбернаром, что не смотря на средней степени сытость, он не хотел проигрывать в соревновании и хотел во чтобы-то ни стало догнать косого. Вот! Еще пару прыжков и … Черт! Заяц скакнул в почему-то никем ранее не замеченную нору-пещерку. Куджо не останавливаясь нырнул за ним и застрял. А в пещере жило ОНО. Множество костей беспорядочно валялись на дне норы. Странный запах, Куджо чихнул. Ннадо выыбиррраться от сссюдаа. Куджо завертел задом. И тут ОНО укусило пса прямо в нос. Из глаз брызнули слезы. Издалека раздалось до боли знакомое: «Куууджоо! Иди домой!».

Стивен Кинг мастер находить ужасы в окружающей повседневной действительности, поэтому в его книгах порой мало фантастики в привычном понимании этого слова, ведь реальность намного страшнее, тем, что она рядом, она возможна и это может произойти с каждым. Касл-Рок вновь содрогнулся, потому что «...монстр не может умереть... Он бессмертен» и Зло снова возвращается в город. Эгрегор Зла питается страхами жителей городка, это и Фрэнк Додд, перевоплотившийся в ночные страхи жителей, пугающих на ночь своих детей, и детские кошмары Тэда, страх разорения (для мужа Донны и его напарника) и страхи Донны — старость, обыденность, одиночество, от которых она пытается бежать в объятья любовника, чтобы вновь почувствовать что она жива по настоящему, а не проживает эту жизнь, и десятки других страхов. У Кинга практически нет лишних (бледных) персонажей, каждый герой (как и момент) что-то несет в себе, имеет свои яркие особенности, изюминку: четырёхлетний малыш Тэд, алкоголик Гэри Педье, богатая сестра Холли и даже почтальон-пердун — это делает их ближе к читателю, более запоминающимися, а произведению придаёт остроту, как приправа. Куджо — добрейший пес волею случая становится носителем Зла, через стечение обстоятельств прорывающегося в реальность, и тогда здесь уже не помогут «слова от монстров». Хотя вроде бы и не кого винить: но каждый вложил свою лепту в случившееся: забыл рассказать о пещере, никогда не прививали собаку, не решилась предупредить что с псом что-то не в порядке, стёр записку с доски и т.д. — цепь замкнулась смертью четырех человек. А Зло снова спряталось «в шкаф», выжидать случая когда можно опять из эфемерной субстанции воплотиться в реальность.

Сегодня уже с трудом можно сказать, стала бы «Рита Хейворт или Побег из Шоушенка» настолько популярна, если бы спустя двенадцать лет премьера ее экранизации не смяла бы все кинорейтинги в пух и прах, навсегда застопорив за собой место одного из первых шедевров Голливуда, и уж тем более загнав за пояс все прочие экранизации Короля Ужасов. Ведь в 94-ом Фрэнк Дарабонт снял практически дословную экранизацию, но с большим размахом, потому как Стивен Кинг, прославился мистическими ужастиками, а не короткими новеллами вроде «Риты Хейворт…» или «Способного ученика», хотя именно в возможности писать далекую от фантастических допущений прозу раскрываются задатки хорошего прозаика. И все же «Побег из Шоушенка» произведение кинговское в полной мере, разве что невероятно оптимистичный взгляд на жизнь не увязывается с замкнутым пространством камер, стен и решеток, темным лабиринтом, таящим в себе опасности, а пожизненный срок — доказательство безвыходности. Но все это остается, как формальность, нагнетаемого ужаса тут вовсе нет, на его месте легкое и размеренное повествование от лица зэка, восхищенного жизненной позицией нового друга. В этой истории, рассказанной тюремным человеком, стиль Кинга получил особенно уместное воплощение — масса житейский историй, отступлений, предельная ясность слога и, конечно же, умение весте бесконечное повествование об интересующем автора объекте. Второй эпиграф гласит: «Важен не рассказ, а рассказчик», и в этом, пожалуй, заключается основная идея книги. Энди Дюфрейн это не столько реальный человек, сколько идеализированный рассказчиком образ. В своих записях Рэд рассказывает, что добывал недостающую информацию о нем через слухи, через догадки, через россказни и местные легенды, сам же сюжет восстановлен по памяти, где, конечно, что-то и приврано. Важно то, что этот заключенный был невиновен, он был оптимистом, он выдержал все лишения и истязания, не сломался, он «победил» самого сурового охранника, расширил библиотеку, делился с друзьями, а главное — он совершил безнаказанный побег и добился своих целей на свободе. Это отличный прием и отличный ответ на вопрос, почему в Дюфрейне нет ни одного отрицательного качества — он идеализирован своим рассказчиком примерно так же, как Иисус был идеализирован авторами Евангелий. Яркой отсылкой к Библии может послужить и тот факт, что Энди, подобно Иисусу, сорвался лишь однажды. Не важно, насколько реален Дюфрейн, ведь он — светлое воспоминание, тот самый луч в темном царстве, который дарит надежду и зовет за собой. Другая авторская игра тоже строится на рассказчике — неизвестно, как воспринимают Энди прочие заключенные, являлся ли он для них тем же, чем был для Рэда. Наверняка, Энди воспринимали, как «славного малого», но вряд ли им была очевидна аллюзия с ангелом, которую проводил Рэд, расхваливая своего друга, и замечая в игре солнечного света нимб. В первую очередь для него Энди слился с понятиями Свобода и Надежда, показав, что даже в тюрьме можно чувствовать себя свободным. Но не только это. Энди дал Рэду надежду на то, что и на свободе можно чувствовать себя свободным, что для пожилого заключенного оказалось куда сложнее для понимания, ведь живя по распорядку, он привык к такой жизни, привык даже его организм, и опасность теперь представляет не столько привычная и ставшая домом тюрьма, сколько неизвестность за воротами, где он будет, как отпущенный на волю голубь, который умер от голода. Освободившемуся Рэду важна помощь друга не меньше, чем для того, чтобы выдержать большую часть жизни за решеткой, а ее бы Рэд выдержал и сам, а вот предоставленная государством «свобода» его бы убила. Итог: светлый рассказ об идеальном человеческом образе, подарившем надежду заблудшей в тюремных лабиринтах душе.