| Автор |
Сообщение |
| Старпом
|
Место лексических гнёзд в лексикологии В.А. Чудинов Чудинов В. А.
Лексикология по Реформатскому.
«Классическим» назван учебник «Введение в языкознание» А.А. Реформатского (РЕФ), хотя в некоторых разделах, например по части приведения приборов для записи и анализа речи, он явно устарел. Тем не менее, в теоретических аспектах он, безусловно, до сих пор достаточно продвинут.
Учение о слове он определяет так: «Лексикология – термин, составленный из двух греческих элементов: lexis (лексис) и logos (логос), и то и другое значили в древнегреческом языке «слово»; таким образом, лексикология – это «слово о слове», или наука о словах» (РЕФ:60).
На первые взгляд, всё просто и ясно, хотя лексема «словословие» является метафорой, а «наука о словах» – научным термином. Иначе говоря, нам встречается первая условность: учёные договорились, что некое повествование о чём-то (логос) следует считать «наукой». В других случаях учёные договорились понятие «слово» наукой не считать, например, «Слово о законе и благодати» Иллариона понимается как «проповедь», а «Слово о полку Игореве» – как «литературное произведение». Существует и замечательная книга Успенского «Слово о словах», которое также нельзя считать «наукой о словах», а следует отнести к жанру научно-популярной литературы, причем не только о лексикологии, но о лингвистике вообще. А такие «логосы» как теология, уфология, астрология, нумерология и т.п. науками вовсе не считаются, и ВАК их в перечень научных дисциплин не включает.
Отметив это в отношении «логоса», пойдём дальше, рассмотрим «лексис».
Понятие слова.
«Слово – наиболее конкретная единица языка. Язык как орудие общения – это, прежде всего, «словесное орудие», это «язык слов». Конечно, вне грамматического строя языка и без «природной материи», то есть, без звукового оформления, также как нет «голой» грамматики и «голых звуков» вне слов, но и в грамматике, и в фонетике мы рассматриваем именно грамматические формы и звуковой состав слов. Поэтому-то язык – это, прежде всего, не язык форм или язык звуков, а язык слов» (РЕФ:60).
И тут, казалось бы, всё просто и ясно. Однако чуть ниже у Реформатского начинаются оговорки: «однако дать точное определение слова очень трудно. Многие лингвисты готовы были отказаться от этого понятия. Так, Ф. де Соссюр писал: «Понятие слова несовместимо с нашим представлением о конкретной единице языка… Не в слове мледует искать конкретную единицу языка». Его ученик Ш. Балли ещё решительнее высказывался против слова: «Понятие слова считается ясным; на деле же это одно из наиболее двусмысленных понятий, которые встречаются в языкознании», и далее даже: «Необходимо освободиться от неопределенного понятия слова». Скептически о слове писал и американский лингвист Э. Сепир: «Первое наше побуждение – определить слово как языковой символ, соответствующий отдельному понятию. Но… подобное определение немыслимо» (РЕФ:60-61).
На с. 61 Реформатский приводит еще массу высказываний лингвистов по этому поводу, приходя на с. 62 к выводу: о том, что хотя реальность слова убедительна для каждого говорящего, «но дать определение слова, действительно, очень трудно».
Причина такой трудности вполне понятна: когда мы впервые слышим речь на чужом языке, то разделить сплошной поток звуков на отдельные слова нам представляется нереальным. И даже когда на смену устной речи пришла речь письменная, в том числе буквенная, рукописные тексты обычно писались без пробела между словами. Разделить сплошной текст на отдельные слова можно только в том случае, если язык данной эпохи и данного этноса понимается хотя бы сносно. Без этого членение на слова невозможно.
Появление пробелов между словами означало большой шаг вперед лингвистики. Вместе с тем, появилось и масса условностей: естественные выдохи человека при горе, смехе, затруднении также обрели вид слов, например, «ох!», «ха-ха-ха!» «э-э!». Обрели вид слов и звуки грома, ветра, крики животных, например, «тр-р-рах!» «у-у-у» «ку-ку» «гав!» «мяу» «бе-е-е» «кукареку» «фьють» и т.д. В ранг слов были введены и так называемые «служебные слова: предлоги, частицы, союзы. Все их трудно связать с какими-либо понятиями. Однако они дали возможность передать язык на письме именно как совокупность слов. Поэтому слово мы будем понимать именно как часть письменной речи, разделенное пробелом. Хотя в некоторых случаях, вместо пробелов употребляется дефис, который обозначает относительную независимость частей слова, например «юго-запад». Так что условности лингвистов помогли уточнить понимание слова.
Структурные уровни слов.
Если считать, что слово имеет значение (либо лексическое, либо грамматическое), то в первом приближении можно считать, что каждому значению соответствует одно слово. Тогда можно ввести несколько структурных уровней слов. Наиболее высокий соответствует предложению и содержит в основном пословицы и поговорки. Например: «Пьяному море по колено, а лужи по уши». Смысл: Пьяный неадекватен. Или «Он на этом деле собаку съел, а хвостом подавился». Смысл: человек опытен.
Более низким является уровень словосочетания, например, «скатился кубарем» (быстро), «катись колбаской по Малой Спасской» (сгинь, исчезни!), и т.д. Эти случаи непрямого выражения смысла относятся к области фразеологии, одного из подразделений лексикологии. Имеется и еще одна большая группа слов, служащих просто распространёнными наименованиями – это инициальные аббревиатуры, например, МГУ – Московский государственный университет, ДНК – дезоксирибонуклеиновая кислота, ПМЖ – постоянное местожительство, СМИ – средства массовой информации и т.д.
Исходный или средний уровень – это обычные слова. Сюда относятся как слова знаменательные – «день», «мелкий», «хорошо», «говорить», «лучше», так и служебные – «по», «над», «если», «не», «же», «-либо», «кое-» и т.д. Это – основной пласт слов, изучаемых лексикологией и описываемых лексикографией.
Под ним находится структурный уровень морфем. Правда, изучением морфем по сложившейся традиции уже является не раздел лексикологии, а некий промежуточный раздел языкознания, обычно помещаемый между лексикологией и грамматикой – раздел словообразования.
Являются ли морфемы словами?
На первый взгляд – нет. Реформатский по этому поводу пишет: «Морфемы могут выражать понятия а) корневые – вещественные (стол-), (зем-), (окн-) и т.п., и б) некорневые двух видов: значения признаков (-ость), (-без), (пере-) и значения отношений (-у), (-ишь), сиж-у – сид-ишь (-а), (-у), стол-а, стл-у и т.п.; это семасиологическая функция, функция выражения понятий. Называть морфемы не могут, но значение имеют; (красн-) выражает лишь понятие определенного цвета, а назвать что-либо можно лишь, превратив морфему в слово: краснота, красный, краснеть и т.п.» (РЕФ:36).
То есть, морфема может быть словом, если соединить ряд морфем. А если не соединять? Мы знаем, что большинство приставок, например ОТ-, НАД-, ИЗ-, ПОД-, У- и т.д. имеет совершенно аналогичные слова в виде предлогов ОТ, НАД, ИЗ, ПОД, У. Иначе говоря, усилиями филологов, одни и те же комбинации звуков стали пониматься то как слова (предлоги), которые выделяются пробелами, то как морфемы (приставки), которые пишутся слитно с корнем. В других случаях мы имеем корни слов, например, БЕГ- в слове бегать, которые ничем не отличаются от полноценного слова БЕГ (существительного). Либо от полноценного глагола, например, СТОЙ, который может быть корнем инфинитива стой-ать. Но существительным может быть не только корень, но и приставка, например, ПОД (под печи, как нижняя часть печи).
Таким образом, в ряде случаев морфема всё еще сохранилась как полноценное слово.
Из этого можно сделать вывод, что когда-то и все морфемы были полноценными словами, причём некоторые корни и до сих пор выглядят как слова, делимые на морфемы. Так, например, существует корень СЛОН- в словах слоновий, слоновник, слоноподобный. Но существует и существительное СЛОН, которое с точки зрения современного состояния русского языка далее на морфемы не делится. Однако, если предположить, что в древности это было слово, состоящее из праморфем, то его можно разложить на праморфемы: пракорень – ЛОН и праприставку С-. Заметим, что эти праморфемы ничем не отличаются от современных, корня ЛОН- в слове лоно и приставок С- в многочисленных словах.
Получается, что праморфемы ничем не отличаются от современных по звучанию. Всё их отличие заключается в условности лингвистов, которые считают, что на сегодня слова слон и лоно слишком далёкими друг от друга в смысловом отношении, так что их нельзя считать однокоренными. Основание для такого суждения есть. Слово лоно употребляется в современном русском языке крайне редко, и в основном в двух устойчивых сочетаниях: «на лоне природы» и «материнское лоно». Его истинный смысл обычному россиянину не вполне ясен.
Вообще говоря, критерий опоры на современные слова придуман для облегчения выделения морфем простыми людьми. В XIX веке профессор Грот продвинул академическую грамматику в гимназии, так что теперь разложением слов на морфемы должны были заняться не учёные, а школьники. Понятно, что для гимназического уровня критерии должны были даваться предельно понятными.
К сожалению, с точки зрения этимологии данный критерий однокоренных современных слов оказался преградой для понимания происхождения многих слов русского языка. При этом лингвист должен был непременно знать несколько иностранных языков. Отсюда появился перекос: многие исконно русские слова этимологи посчитали заимствованными из других языков, поскольку не могли дать картины внятного образования этих слов из родного русского языка.
Понятие корнеслова и лексического гнезда.
В интернете можно встретить сразу только ссылки на книгу Шишкова «Славянорусский корнеслов». Эта книгу я несколько раз обсуждал, теперь повторяться не буду. Возьму оттуда только одну цитату: «Только так мы сможем восстать великорусской дубравой: от корня к корню, и от первых слов Отца к Слову Сына. Заодно и узнаете, что от нашего, славянорусского корнеслова пошла поросль наречий и ветви языков иных…». Полагаю, что это – определение корнеслова, хотя и неявное. Но отсюда несложно извлечь и явное: «Корнеслов – совокупность всех морфем русского языка, в первую очередь корней».
Настоящим корнесловом до некоторой степени можно назвать словарь (СЛО). Однако сразу возникает вопрос: откуда такое множество морфем? – Ответ прост: подсчитано не число самих морфем, а число образованных с их помощью слов. Морфем гораздо меньше. Однако в данном словаре дана небольшая история данного типа словарей.
Гнездовой словарь.
О нём говорится следующее: «Гнездовой словарь, как он реализован, например, у В. Даля, или в первых томах (СРЛЯ), или как его пытались осуществить лингвисты XIX века, даёт лишь сведения о так называемых родственных словах, то есть, о словах с одним и тем же корнем, но разными аффиксами, специально не вычленяемыми. Сам корень обычно также не выделяется, хотя читателю относительно легко сделать это самому путём сравнения всех приведённых в одном гнезде слов. К тому же в русском языке немало корневых слов, помещаемых во главе всего гнезда» (СРЛЯ:12).
Понятно, что речь идёт о словаре именно слов, а не морфем. «В отличие от словообразовательного словаря, в котором указывается, от какого конкретного слова (основы) в современном языке, как и (желательно) когда возникло данное слово, словарь морфем дожжен содержать все морфемы языка, представленные либо в виде простого списка корней и аффиксов безотносительно к словам, в которых они могут встречаться, либо в виде определенных устойчивых последовательностей морфем, иначе говоря, в виде слов, расчленённых на морфемы и помещенных под тем или иным заглавным морфом. В этом последнем случае помимо перечисления в словаре морфемного состава языка, фиксируется наличие в слове определенных морфем, корневых и аффиксальных, являющихся нередко живыми свидетелями прежних эпох, порою – остатками исчезнувших слов, но, как правило, не противоречащих общему инвентарю морфем в современном языке, причём иногда современная морфема может быть результатом происшедшего в слове опрощения как в корневой (обет, чан, ящик), так и в аффиксальной его частях (косточка, косынка, властелин)» (СРЛЯ:13).
Иными словами, возможно два типа словаря: собственно морфем, и слов, содержащих данные морфемы. В СРЛЯ реализованы оба типа. Вместе с тем, упоминая гнездовой словарь, всё-таки речь идёт именно о словаре полноценных слов, а не о репертуаре всех морфем языка. Поэтому гнездовой словарь – всё-таки не корнеслов.
Понятие лексического гнезда.
Этому понятию дано мало определений. Поиски по интернету привели к такому пониманию доктора филологических наук А.Н. Тихонова: «Словообразовательное гнездо – это упорядоченная совокупность однокоренных слов» (ТИХ). Можно также встретить сайт http://lib.deport.ru/slovar/ojegov/g/gnezdo.html, где дается схожее значение слова «Гнездо орфографическое, лексическое из словаря Ожегова»: «Гнездо - группа слов с общим корнем». Однако выше мы видели, что однокоренные слова называются «родственными», так что понятие лексического гнезда просто дублирует понятие «родственные слова».
На это обратили внимание и другие исследователи. Вот что пишет, например, Н.Н. Кондратьева: «А.Н. Тихонов отмечает, что «в лексикологии и в дериватологии лексические и словообразовательные гнезда обычно не различаются, хотя для называния их в нашем языкознании давно существуют два самостоятельных термина — лексическое гнездо и словообразовательное гнездо». В основу описания лексического гнезда кладется семантический аспект, а в центре внимания оказывается лексическое значение, представленное как мотивированное словом (или словами) того же гнезда. Суть лексического гнезда — наличие у группы слов одной общей для них морфемы — корня — и, следовательно, ее семантического инварианта. Корень формирует ассоциативные отношения внутри гнезда, благодаря которым носители языка воспринимают те или иные слова как родственные. Например, слова акваланг, аквамарин, акванавт, аквариум, акватория, акведук включают повторяющуюся часть с одним и тем же значением «вода», поэтому принадлежат одному и тому же лексическому гнезду. Это не просто слова, объединенные общностью корня, это системно-структурное образование, в котором каждый элемент занимает свое место, поэтому главной задачей при описании гнезда является установление мотивационных отношений между словами. Мотивационные отношения в лексическом гнезде в отличие от словообразовательных устанавливаются лишь на основе общности корня сопоставляемых слов, без учета аффиксального оформления. В лексические связи в гнезде вступают не только словообразовательно мотивационные слова, но и все остальные однокоренные образования, хотя лексические связи слов, находящихся в отношениях словообразовательной производности, являются более тесными. Они носят более упорядоченный и системно организованный характер, чем лексические отношения однокоренных слов, устанавливаемые вне словообразовательных связей.
Словообразовательное гнездосоздается по следующим параметрам: как образовано каждое слово, какое слово послужило для него производящим, какова словообразовательная структура производного. Такое гнездо представляет собой группу однокоренных слов, упорядоченных отношениями производности. В основу словообразовательного гнезда кладется раскрытие механизма порождения одного слова на базе другого: отмечается, на какой ступени словообразования возникло производное, с каким словом оно составляет словообразовательную пару (или пары при полимотивированности), какова его словообразовательная структура, то есть мотиватор и дериватор. В таком гнезде все отношения между производным и производящим выражены графическими средствами, что указывает на его формализованный характер. В подобных гнездах доминирует деривационный аспект, словообразовательная структура слова содержит только намек на лексическое значение слова. «Словообразовательное гнездо должно опираться на гнездо лексическое. Но парадокс заключается в том, что описательное словообразование опередило описательную лексикологию. Этим и объясняются трудности, которые испытывал автор словообразовательного словаря, так как ему не на что было опереться» (ШИР: 16). В частности, этим вызвана некоторая критика «Словообразовательного словаря русского языка» со стороны исследователей лексики и словообразования» (КОН).
Весьма интересным является предложение Н.В. Пятаевой подразделить гнёзда. У нее в работе дается классификация типов лексических гнезд с точки зрения эволюции их состава в истории языка: «словообразовательное, корневое и этимологическое гнезда, генетическая парадигма». С этой точки зрения понятие корнеслова можно было бы охарактеризовать как «совокупность корневых гнёзд», а еще точнее – как «совокупность морфологических гнёзд».
В статье «Английские слова русского происхождения», опубликованной парой дней ранее, я предложил иное понимание: «слова, чьи корни отличаются не более чем на один звук при сохранении основного смысла». Или, иначе говоря, слова, чьи корни входят в корневое гнездо.
История изучения словообразовательных гнёзд.
Уже и по этой проблеме имеются статьи, например, работа Э.Ю. Хайруллиной (ХАЙ) из Елабужского государственного педагогического университета. В частности, она пишет: «В современном словообразовании перспективным подходом к изучению слов является гнездовой. («Гнездо – группировка слов, обладающих общностью корня или аффикса» (ШИР-2: 45). «В соответствии с данным определением, все гнезда русского языка распадаются на корневые и аффиксальные (префиксальные и суффиксальные), каждое из которых в зависимости от аспекта, положенного в основу его описания, делится на восемь видов: 1) корневое лексическое; 2) корневое словообразовательное; 3) корневое морфемное; 4) корневое лексико-словообразовательное; 5) аффиксальное лексическое; 6) аффиксальное словообразовательное; 7) аффиксальное лексико-словообразовательное; 8) аффиксальное морфемное. На данный момент из восьми названных типов гнезд описано пять: корневое лексическое (В.И.Даль); корневое словообразовательное (А.Н. Тихонов), корневое морфемное, аффиксальное морфемное (А.И. Кузнецова и Т.Ф. Ефремова); корневое лексико-словообразовательное (И.А. Ширшов). Понятие «словообразовательное гнездо» привлекало внимание лингвистов уже в прошлом веке, но объектом глубокого изучения стало недавно. Гнездовой подход к описанию словообразовательной системы активизировался в 60-е годы двадцатого века» (ХАЙ).
С этой точки зрения корнеслов, по нашему мнению, представляет собой совокупность корневых морфемных и аффиксальных морфемных гнёзд при расширенном понимании самого гнезда (то есть, гнезда не только однокоренных слов, но и слов, чьи корни разнятся на один звук).
Представляет интерес и следующее замечание исследовательницы: «В последние десятилетия в науке отмечается активизация изучения структурных компонентов словообразовательного гнезда – словообразовательных парадигм и словообразовательных цепочек, так как полное системное описание словообразовательных гнезд всех частей речи и лексико-семантических групп возможно лишь при полном научном представлении обо всех их единицах» (ХАЙ).
Словообразовательные цепочки я рассматривал в моём проекте «Идея эволюционного словаря», но пока на уровне морфем я не рассматривал ни цепочки, ни парадигмы. Пока, как я полагаю, мало кто этим вообще занимался.
Таков уровень морфем. Однако он, насколько я понимаю, является не только не последним, но даже не предпоследним. Ибо за ним следует уровень слогов.
Уровень слогов.
«АНГЛИЙСКИЙ ЯЗЫК, ВЬЕТНАМСКИЙ ЯЗЫК 1. СЛОГ Минимальная произносительная единица языка Минимальная произносительная и семантическая единица языка Преобладание закрытого типа слога. Преобладание открытого типа слога. Необязательное совпадение границ слога и морфемы. Слог может быть носителем смысла. Обязательное совпадение границ слога и морфемы. Слог – всегда носитель смысла» (СЛМ). Таким образом, в английском и вьетнамских языках слоги всегда считаются носителями смысла.
В моей работе (ЧУД), опубликованной не только на моих сайтах, но и в журнале «Организмика» я показал, что слог может быть носителем смысла и в русском языке. Эта статья была перепечатана и вошла в книгу «Праязык», т. 1, которая обсуждалась в ноябре 2009 года в Институте русского языка имени В.В. Виноградова Российской академии наук. Эта книга будет вскоре опубликована.
Понятно, что всё новое вызывает особую ненависть моих недоброжелателей. В качестве отклика на данную статью на сайте чудинологов «картежник» обронил реплику: «В своем новом опусе Чудинов с пеной у рта продолжает доказывать, что "все европейские языки вышли из языка русского как своей первоосновы", а «некомплект» глубокомысленно изрёк: «Эк он лихо застолбил термин «морфемика» — вернее, его новый смысл. Короче, потолк воду в ступе. Статья ниачом».
Иначе говоря, если для моих оппонентов что-то признаётся никчемным, то это верный признак того, что я продвигаюсь в верном направлении. Иначе им не было бы смысла вообще обращать внимание на пустую статью. Что же касается самих «чудинологов», то их написание слов «потолк» и «ниачом» прекрасно передаёт их знание русского языка, а отсюда – их моральное право судить о его исследованиях.
В моей статье, в частности, был предложен новый термин «морфемогенез», и в качестве синонима – новый смысл слова «морфемика»: возникновение морфем из слогов. Например, мы имеем лексическое гнездо слов, связанное со слогом ГУ-ГО-ГА (издавать звук): агу, ау, гуд, гудеть, гудок, гукать, гул, гулька, гулить, гусли, гусь, голос, горло, горлопанить, га-га, галдеть, галка, гам и т.д. С другой стороны, мы имеем лексическое гнездо слов, связанное с инструментальным суффиксом –Л: седло, шило, мыло, крыло, и т.д. Тогда получается, что корень ГУЛ, ГОЛ, ГАЛ имеет значение: «то, с помощью чело производятся звуки». И если в случае слов «гул» или «галка» мы можем не вполне согласиться с их пониманием «орудия создания звуков», то в случае слова «голос» попадание будет стопроцентным. Или, допустим, лексическое гнездо слов, связанное со слогом ПЫ-ПО-ПА (огонь, жаар): пыл, пылать, полый, половина, палить, самопал и т.д. Здесь ПЫЛ = ПЫ (огонь) + Л (инструмент), «то, что вызывает огонь», ПАЛить = применять ПАЛево, ПЫЛ (инструмент для вызывания огня). От корня ПАЛ можно образовать слово «палка», применив суффикс –К. Получается «малый инструмент для вызывания огня», топливо.
Как видим, получается некоторая стройная картина, позволяющая объяснить семантику корня из семантики составляющего его слога и финального звука. Сложность в построении этого уровня состоит в том, что возможны и другие смыслы у слогов. Правда, тогда соответствующие слова будут входить в другие лексические гнёзда. Например, в словах: городить, город, огород имеется корень ГОР (с точки зрения современного РЯ – корень ГОРОД), где первый слог ГО не имеет семантики «издавать звук». Возможно, что тут семантика «высокий», как в слове «горний».
Изучение морфогенеза позволит сделать корнеслов русского языка не описательным, а доказательным.
Уровень звуков.
Следующим, последним уровнем лексики является уровень отдельных звуков. Он существует и в современном языке. К нему относятся, например, предлоги (к, с, у, о), союзы (и, а), междометия (а! о! у! э…). Кроме того, морфемы: приставки (к, с, у, о, а), суффиксы (р, л, м, н, т, д) и окончания (а, е, о, и, ы), а также сократившиеся до одного звука корни, например Л в слове во-Л-н-а.
Общая система уровней.
Таким образом, лексикологию можно понимать как систему из 7 уровней. Нулевым будет уровень слова, плюс первым – уровень словосочетания, плюс вторым – уровень простого предложения (типа «без труда не вынешь и рыбки из пруда»), плюс третьим – уровень сложного предложения (типа «в огороде бузина, а в Киеве – дядька»). Минус первым будет уровень морфем, минус вторым – уровень слогов, и минус третьим – уровень звуков.
Плюс второй и плюс третий уровни изучает фразеология, плюс первый – различного рода словари сокращений, нулевой – обычная лексикология, минус первый – словообразование, минус второй и минус первый остались пока неизученными. Возможно, причиной тут является то, что звуки и слоги обычно изучает фонетика – однако только с физической точки зрения, как они произносятся (орфоэпия) и какие замены основного звука произносятся в разных позициях (фонология). Что означают звуки и слоги, какова их семантика, фонетика не исследует. Но именно это должен изучать морфемогенез или морфемика.
Обсуждение.
Представление о различных структурных уровнях в языкознании далеко не ново, и предлагаемая схема в том или ином виде, возможно, уже предлагалась какими-то исследователями. Я держу ее в голове уже много лет в качестве инструмента изучения, и сейчас изложил в явном виде для того, чтобы заняться конкретным изучением минус второго и минус третьего уровней лексикологии.
Полагаю, что, невзирая на исходные установки, то есть, на предположения о том, что все европейский языки произошли из гипотетического индоевропейского (гипотеза сравнительного языкознания) или из русицкого (мои убеждения), изучение семантики слогов и отдельных звуков в рамках морфемогенеза позволит выяснить происхождение основной массы русских корней. И тогда станет понятным, насколько самобытным является не только русский язык, но и другие европейские (английский, немецкий, французский, испанский).
Становится понятным и относительная независимость раздела морфемогенеза (изучающего -2 и -3 уровни) от раздела словообразования (изучающего -1 уровень). Полагаю, что достаточно сильная неразработанность этого пласта была связана с двумя обстоятельствами: сложностью понимания слога и звука как носителя смысла и некоторой сенсационностью конечного этапа, получения русского корнеслова, который, как предположил Александр Семёнович Шишков, окажется истоком лексики многих европейских языков. Шишков это показал на нескольких примерах, скажем, на слове «буйвол», где оба корня, «буй» и «вол», были русскими. Все остальные европейские языки заимствовали либо один, либо другой корень. Я продолжил его почин на примере слова «солнце», которое расчленил на праморфемы «со-ЛЪН-ц-е» и показал, что одни языки Европы (романские) построили из него новый корень СОЛ, тогда как другие (германские), выпустив слог ЛЪ, построили новый корень СОН. Иными словами, получается, что не русский язык заимствовал индоевропейские корни, а европейские языки, и притом весьма недавно, вывели свои корни слов из русского языка. С точки зрения господствующей в русской науке концепции западоцентризма такие выводы звучат не политкорректно.
Помнится, наиболее сильным моим оппонентом против такой этимологии слова «солнце» выступила доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник отдела исторической лексикографии и исторической грамматики Института русского языка РАН Вера Борисовна Силина. После прочтения в одной из газет моей этимологии слова «солнце» она несколько дней искала меня в Академии славянской культуры, а, когда нашла, с пафосом объявила мне, что так этимологизировать данное слово нельзя (дело в том, что мы преподавали в одном вузе, но в разные дни). Мы разговорились, и через некоторое время мне не то, чтобы удалось ее убедить, но, во всяком случае, поколебать в правильности традиционной компаративистской этимологизации.
Свои этимологические исследования внутри морфем я начал еще в 1975 году, но позже приостановил их, поскольку этим умозрительным схемам не было никакого конкретного подтверждения. Однако, в 90-е годы ХХ века, в связи с исследованиями руницы, я нашел массу текстов древней и древнейшей истории, которые не только оказались написанными на древнейшем русицком языке, но и мало отличались своим словарным фондом от слов современного русского языка. Правда, в очень узком пласте лексики: в словах-наименованиях. Развёрнутые повествования мне встретились весьма редко. Однако именно наименования относятся к наиболее устойчивой лексике, тогда как разного рода сленги и арго меняются из поколения в поколение. Однако особенность любого языка, а именно устойчивость во времени некоторых лексических пластов, мои оппоненты обернули против меня, заявив, что русский язык целиком не может сохраняться так долго, и что, следовательно, все мои выводы высосаны из пальца. Иными словами, мои наблюдения над определенным кластером русской лексики они раздули до якобы выводов относительно всего русского лексического фонда, что и дало ложный логический вывод. И этот вывод они приписали мне.
Зато теперь, когда стало предельно ясно, что именно русский язык породил индоевропейские языки, а не наоборот, появилась надёжная основа для продолжения исследования происхождения русских корней слов и для составления русского корнеслова.
Заключение.
Пополнение лексикологии новыми структурными уровнями создаёт более сбалансированную систему данного раздела языкознания.
Литература
КОН: Кондратьева, Надежда Николаевна. Словообразовательное гнездо с вершиной «вода» (История и современное состояние): Дис. ... канд. филол. наук: 10.02.2001 Москва
ОСА: Осадчий, Михаил Андреевич. Пропозиционально-фреймовое моделирование гнезда однокоренных слов :на материале русских народных говоров : диссертация ... кандидата филологических наук. Кемерово, 2007, 285 с., Библиогр.: с. 254-285
ПЯТ: Пятаева Н.В. От лексического гнезда к генетической парадигме: к проблеме динамического описания лексической системы языка. // Вестник Оренбургского государственного университета, 2005, № 11
РЕФ: Реформатский А.А. Введение в языкознание / Под ред В.А. Виноградова. – М.: Аспект-Пресс, 1999. 536 с.
СЛМ: Слого—ритмическая организация английской речи носителей вьетнамского языка // Дипломы и курсовые работы 1-2-3. Сайт http://123diplom.ru/item/items162628.html
СЛО: Кузнецова А.И., Ефремова Т.Ф. Словарь морфем русского языка. Около 52 000 слов. – М.:, Русский язык, 1986. – 1136 с.
СРЛЯ: Словарь современного русского литературного языка. АН СССР. Ин-т русского языка. М.-Л.: 1948-1965, т. 1-17.
ТИХ: Тихонов А.Н. Лексико-семантические и графические проблемы изучения словообразовательного гнезда // Вопросы русского и общего языкознания. В.И. Ленин номидаги Тошкент давлат университеты. Тошкент, 1978
ТИХ-2: Тихонов А.Н. Словообразовательное гнездо. // Современный русский язык. Словообразование : проблемы и методы исследования .М.,1988.С.84-93.
ХАЙ: Хайруллина Э.Ю. Об истории изучения словообразовательных гнезд в русском языкознании// III Международные Бодуэновские чтения: И.А. Бодуэн де Куртенэ и современные проблемы теоретического и прикладного языкознания (Казань, 23-25 мая 2006 г.): труды и материалы: в 2 т. / Казан. гос. ун-т; под общ. ред. К.Р. Галиуллина, Г.А. Николаева.– Казань: Изд-во Казан. ун-та, 2006.– Т.1.- C.211-214
ЧУД: Чудинов В.А. Может ли слог быть носителем смысла? // «Organizmica», 2009, № 2 (18), стр. 13 – 20
ШИР: Ширшов И.А. Толковый словообразовательный словарь русского языка. М.:АСТ, 2004. – 1022 с.
ШИР-2: Ширшов И.А. Границы словообразовательного гнезда / И.А. Ширшов // Филологические науки, 1996. – № 5. – С.43–54.
ШИР-3: Ширшов И.А. Теоретические проблемы гнездования / И.А. Ширшов. – М.: Прометей,
|
|
|
|
