Эразм Роттердамский - Похвала глупости [1960, философия, PDF]

В недавние дни, возвращаясь из Италии в Англию и не желая, чтобы время, проводимое на лошади, расто­ чалось в пустых разговорах, чуждых музам * и литера­ туре, я либо размышлял о совместных ученых занятиях, либо наслаждался мысленно, вспоминая о покинутых друзьях, столь же ученых, сколь любезных моему сердцу. Между ними и ты, милый Мор, являлся мне в числе пер­ вых: вдали от тебя я не менее наслаждался воспомина­ ниями, нежели, бывало, вблизи — общением с тобою, которое, клянусь, слаще всего, что мне случалось отведать в жизни. И вот я решил заняться каким-нибудь делом, а поскольку обстоятельства не благоприятствовали пред­ метам важным, то и задумал я сложить похвальное слово Глупости. «Что за Паллада внушила тебе эту мысль?» — спросишь ты. Прежде всего, навело меня на эгу мысль родовое имя Мора, столь же близкое к слову мория 2 , сколь сам ты далек от ее существа, ибо, по общему при­ говору, ты от нее всех дальше. Затем мне казалось, что эта игра ума моего тебе особенно должна прийтись по вкусу, потому что ты всегда любил шутки такого рода, иначе говоря — ученые и не лишенные соли (ежели только не заблуждаюсь я в оценке собственного моего творения), и вообще не прочь был поглядеть на человече­ скую жизнь глазами Демокрита 3 . Хотя по исключитель­ ной прозорливости ума ты чрезвычайно далек от вкусов и воззрений грубой толпы, зато благодаря необыкно­ венной легкости и кротости нрава можешь и любишь, снисходя до общего уровня, играть роль самого, обык­ новенного человека. А значит, ты не только благо­ склонно примешь эту мою ораторскую безделку, эту памятку о твоем товарище, но и возьмешь ее под свою защиту; отныне, тебе посвященная, она уже не моя, а твоя. Найдутся, быть может, хулители, которые станут рас­ пространять клевету, будто легкие эти шутки не к лицу теологу и слишком язвительны для христианского смире­ ния; быть может, даже обвинят меня в том, что я воскре­ шаю древнюю комедию или, по примеру Лукиана 4 , под­ вергаю осмеянию всех и каждого. Но пусть те, кого возмущают легкость предмета и шутливость изложения, вспомнят, что я лишь последовал примеру многих великих писателей. Сколько веков тому назад Гомер воспел Батра- хомиомахию 3 , Марон — комара и чесночную закуску 6 , Овидий 7 — орех! Поликрат написал похвальное слово Бу- сириду, которое затем исправил Исократ 8 , Главк восхва­ лял неправосудие 9 , Фаворин — Терсита 10 и перемежаю­ щуюся лихорадку, Синесий 11 — лысину, Лукиан — муху и блоху 12 , Сенека сочинил шуточный апофеоз Клавдия 13 , Плутарх — разговор Грилла с Улиссом 14 , Лукиан и Апу­ лей — похождения осла 15 и уже не помню кто — завеща­ ние поросенка 16 по имени Грунний Корокотта, о чем упо­ минает св. Иероним 17 . Если же всего этого мало, то пусть вообразят строгие мои судьи, что мне пришла охота поиграть в бирюльки или поездить верхом на длинной хворостине. В самом деле, разрешая игры людям всякого звания, справедливо ли отказывать в них ученому, тем более если он так трак­ тует забавные предметы, что читатель, не вовсе бестолко­ вый, извлечет отсюда более пользы, чем из иного педантского и напыщенного рассуждения? Вот один в терпеливо составленной из разных кусков речи прославляет рито­ рику и философию, вот другой слагает хвалы какому-ни­ будь государю, вот третий призывает к войне с турками. Иной предсказывает будущее, иной поднимает новые во­ просы — один другого пустячнее и ничтожнее. Но ежели ничего нет нелепее, чем трактовать важные предметы на вздорный лад, то ничего нет забавнее, чем трактовать чушь таким манером, чтобы она отнюдь не казалась чушью. Конечно, пусть судят меня другие: однако коль скоро не вконец обольстила меня Филавтия 18 , то сдается мне, что я восхвалил Глупость не совсем глупо. Что же касается пустого упрека в излишней резкости, то отвечу, что всегда дозволено было безнаказанно насмехаться над повседневной человеческой жизнью, лишь бы эта воль­ ность не переходила в неистовство. Весьма дивлюсь я неж­ ности современных ушей, которые, кажется, ничего не вы­ носят, кроме торжественных титулов. Немало также увидишь в наш век таких богомолов, которые скорее стер­ пят тягчайшую хулу на Христа, нежели самую безобидную шутку насчет папы или государя, в особенности когда дело затрагивает интересы кармана. Но если кто судит жизнь человеческую, не называя имен, то почему, спрошу я, видеть здесь непременно язвительное издевательство, а не наставление, не увещание? А в противном случае сколь часто пришлось бы мне обращаться с укорами и по­ рицаниями к самому себе! И, наконец, кто не щадит ни одного звания в роде людском, тот ясно показывает, что не против отдельных лиц, а только против пороков он ополчился. Итак, если кто теперь станет кричать, жалуясь на личную обиду, то лишь выдаст тем свой страх и нечи­ стую совесть. Куда вольней и язвительней писал св. Иеро­ ним, не щадивший и имен порою! Я же не только из­ бегал повсеместно имен собственных, но сверх того старался умерить всячески слог, дабы разумному чита­ телю сразу же было понятно, что я стремлюсь скорее к смеху, нежели к злому глумлению. Я не хотел по при­ меру Ювенала 19 ворошить сточную яму тайных по­ роков и охотнее выставлял напоказ смешное, нежели гнусное. Того, кто не удовлетворится всем сказанным, прошу вспомнить для утешения, что весьма почтенно служить жертвою нападок Глупости, от лица которой я взял слово. Впрочем, стоит ли говорить все это такому искусному адвокату, как ты 20 ; и без того ты сумеешь отстоять наилучшим образом даже и не столь пра­ вое дело. Прощай же, мой красно­ речивейший Мор, и Морию твою защищай всеусердно.

Пусть грубые смертные толкуют обо мне, как им угодно, — мне ведомо, на каком худом счету Глупость даже у глупейших, — все же я дер- заю утверждать, что мое божественное присут­ ствие, и только оно одно, веселит богов и лю­ дей. Наилучшее тому доказательство — перед вами: едва взошла я на кафедру в этом многолюдном собрании, как все лица просияли небывалым, необычай­ ным весельем, все подались вперед и повсеместно раздался радостный, ликующий смех. При взгля­ де на вас кажется мне, будто я вижу богов Гомеровых, охмелевших от нек­ тара, настоенного на непенте 1 , а ведь только что вы сидели печальные и оза­ боченные, словно воротились недавно из Трофониевой пещеры 2 . Подобно тому как утреннее солнце, показы­ вающее земле свой прекрасный золо­ той лик, или как ранняя весна, веющая приятными зефирами после суровой зимы, всему сооб­ щают новый цвет и вид и новую юность, так и у вас при взгляде на меня совсем иными сделались лица. В то время как даже великие риторы лишь при помощи длинной, старательно обдуманной речи понуждают вас стряхнуть с души тяжелые заботы, я достигла этого сразу, единым моим появлением. ГЛАВА II Чего ради выступаю я сегодня в несвойственном мне обличий, об этом вы узнаете, ежели будете слушать вни­ мательно, — не так, как слушают церковных проповедни­ ков, но как внимают рыночным скоморо­ хам, шутам и фиглярам или так, как наш друг Мидас слушал некогда Пана 1 . Ибо захотелось мне появиться перед вами в роли софиста, но только — не одного из тех, которые ныне вколачивают в головы мальчишкам вредную чушь и научают их препираться с упорством, более чем бабьим. Нет, я хочу подражать тем древ­ ним грекам, которые, избегая позорной клички мудрецов, предпочли назваться софистами 2 . Их тщанием слагались хвалы богам и вели­ ким людям. И вы тоже услышите сегодня похвальное слово, но не Гераклу и не Солону 3 , а мне самой, иначе говоря — Глупости. ГЛАВА III Воистину не забочусь я нисколько о тех любомудрах, которые провозглашают дерзновеннейшим глупцом вся­ кого, кто произносит хвалы самому себе. Ладно, пусть это будет глупо, если уж им так хочется, — лишь бы зазорно не было. Кому, однако, как не Глупости, больше подобает явиться трубачом собственной славы и самой себе поды­ грывать на флейте? Кто может лучше изобразить меня, нежели я сама? Разве что тот, кому я известна ближе, приятными зефирами после суровой зимы, всему сооб­ щают новый цвет и вид и новую юность, так и у вас при взгляде на меня совсем иными сделались лица. В то время как даже великие риторы лишь при помощи длинной, старательно обдуманной речи понуждают вас стряхнуть с души тяжелые заботы, я достигла этого сразу, единым моим появлением. нежели себе самой! Сверх того, действуя таким образом, я почитаю себя скромнее большинства великих и мудрых мира сего. Удерживаемые ложным стыдом, они не ре­ шаются выступить сами, но вместо того нанимают какого- нибудь продажного ритора или поэта-пустозвона, из чьих уст выслушивают похвалу, иначе говоря — ложь несусвет­ ную. Наш смиренник распускает хвост, словно павлин, за­ дирает хохол, а тем временем бесстыжий льстец приравни­ вает этого ничтожного человека к богам, выставляет его образцом всех доблестей, до которых тому, как до звезды небесной, далеко, наряжает ворону в павлиньи перья, ста­ рается выбелить эфиопа и из мухи делает слона. Наконец, я применяю на деле народную пословицу, гласящую: «Сам выхваляйся, коли люди не хвалят». Не знаю, чему дивиться — лености или неблагодарности смертных: хотя все они меня усердно чтут и охотно пользуются моими благодеяниями, никто, однако, в продолжение стольких веков не удосужился воздать в благодарственной речи похвалу Глупости, тогда как не было недостатка в охот­ никах сочинять, не жалея лампового масла и жертвуя сном, напыщенные славословия Бусиридам, Фалари- дам 1 , перемежающимся лихорадкам, мухам, лысинам и тому подобным напастям. От меня же вы услышите речь, не подготовленную заранее и не обработанную, но зато тем более правдивую.

Незаконнорожденный сын священника, Эразм Роттердамский Дезидерий (Erasmus Rotterdamus Desiderius) родился 28 октября 1467 (по другим сведениям -1469) года в Роттердаме. В 1486 году принял монашество, вступив в братство каноников-августинцев, несколько лет провел в монастыре, изучая труды античных и раннехристианских авторов и древние языки. С 1495 по 1499 учился на теологическом факультете Парижского университета, по окончании которого впервые посетил Англию, где познакомился с Томасом Мором и английскими гуманистами. В 1506 - 1509 гг. Эразм жил и работал в Италии, в Туринском университете, был удостоен степени доктора богословия, затем на протяжении нескольких лет жил в Англии, читал лекции в Оксфорде. Последние годы жизни провел в Швейцарии, в городе Базеле. Творческая личность и религиозно-философские воззрения Эразма Роттердамского формировались под влиянием идей западноевропейского гуманизма эпохи Возрождения и христианского мистицизма. Создав собственную систему богословия, в которой основное внимание уделялось нравственным обязательствам человека перед богом, его преображению в соответствии с заповедями Христа, он обходил схоластические вопросы, считая их принципиально неразрешимыми. Выступая против обмирщения церкви, бездуховной обрядности и культа реликвий, он в то же время выступал против идей лютеранской реформации, не приемля крайний фанатизм и догматизм, отрицание свободы человеческой воли, присущее сторонникам Мартина Лютера. Полемика с Лютером нашла отражение в нескольких сочинениях Эразма, из которых наиболее известен трактат "О свободе воли" (1524). В 1517 издал оригинал Нового Завета на греческом языке с собственными комментариями, а в 1519 опубликовал собственный перевод Нового Завета на латинский язык. Большое место в его творческом наследии занимают переводы с греческого сочинений античных и раннехристианских авторов - Еврипида, Лукиана, Оригена, Иоанна Златоуста. При жизни Эразма Роттердамского большой популярностью пользовался его сборник "Adagia" (первое издание - 1500 г.) - собрание пословиц и крылатых выражений, найденных им у древних авторов и снабженных собственными комментариями. Среди собственных сочинений наибольшее признание получили сатирические "Похвала глупости", критиковавшая нравы и обычаи современного ему общества и выполненная в форме диалогов этико-педагогическая книга "Разговоры запросто". До нашего времени также дошли обширная переписка Эразма Роттердамского, многочисленные произведения философского, религиозного, педагогического и публицистического содержания.