Одногодки Александр Гаррос и Алексей Евдокимов живут и работают в Риге. Плоды их совместного творчества, книги "[голово]ломка", Серая слизь", "Фактор фуры", "Чучхе" изданы большими тиражами, захватывают своими триллерными сюжетами, но при этом затрагивают серьёзные проблемы бытования нашего нового общества. Новое поколение осмысливает новые реалии, и это оказалось высоко оценённым. В 2003 году дебютный роман Гарроса-Евдокимова «[голово]ломка» получил премию «Национальный бестселлер».
- Александр и Алексей! Как возникло ваше писательское содружество? Наверное, ему предшествовал долгий человеческий контакт? Вы одноклассники, однокурсники, может, росли в одном дворе или долго общались в одном чате?
-- Не обошлось без человеческого контакта. Познакомились мы в 1989-м, придя в 8-й класс одной и той же школы – из разных. Тогда же и подружились. Потом еще работали вместе в парочке газет – тогда и разжились навыком совместного писания, тренируя его на рецензиях и прочих журналистских текстах. Плюс привычка постоянно обсуждать прочитанное, увиденное и т.д.
- Расскажите о технике совместного литературного творчества- вы встречаетесь, что-то обсуждаете, вызываете у себя состояние изменённого сознания, потом пишите каждый на своём компьютере- или по другому?
-- Состояние измененного сознания? Это после полбанки? Хм, ничего не имеем против... особенно если полбанки (хотя можно и не пол-) какого-нибудь хорошего виски, желательно сингл молт... желательно не младше двенадцати лет... желательно, но трудноосуществимо... Да, но к литературе это имеет довольно мало отношения. А так – технология может выглядеть по-разному, в зависимости от обстоятельств, но постоянное общение и “прокачивание” идей, сюжетных конструкций – это обязательно.
- Страдаете ли вы от компьютерной зависимости?
-- А что такое компьютерная зависимость? Это тихое помешательство на компьютерных играх? Или неспособность десять минут провести без Интернет-чатов? Если так, то ни в малейшей степени. Из игр оба мы приемлем лишь “стрелялки” -- и то уже довольно много лет (минимум года четыре -- как раз со времен окончания «Головоломки») таким методом не расслабляемся... а всяческие “стратегии” у нас всегда вызывали недоумение: неужто нету более приятного и полезного способа потратить время и интеллект? В чатах, опять же, не сидим. И к любым способам сетевого общения оба относимся скептически: все же это суррогат нормального очного общения заинтересованных друг в друге людей, не более. Интернет используем как инструмент – для сбора информации... для связи... ну да и все.
- А случается, чтобы вы спорили между собой до хрипоты и желания кулаком настоять на своём, отличном от мнения другого? Или у вас ум на одну волну настроен всегда?
-- Пардон за банальность, но сколько людей, столько мнений, и мы не исключение. Приходится, конечно, и спорить -- но как люди, владеющие аргументами и помимо кулаков, до последних, слава богу, не опускаемся.
- «Голово-ломка», «Серая слизь»- в названиях этих книг явственно присутствует тема мозга. Мозг и душа- это вещи схожие, а если нет, то что важнее?
-- Насчет души мы как-то не очень в курсе. Это что – нематериальная субстанция, которая переживет тело? Или имеется в виду оппозиция рационального (“мозг”) и иррационального (“душа”)? Если первое, то не совсем по адресу: мы в лучшем случае, хм, агностики, чтобы не сказать атеисты... А если второе – то, наверное, даже по нашим текстам понятно, что люди мы (как минимум – в творческих своих проявлниях) скорее рациональные. Так что, видимо, мы все больше к мозгу, к мозгу.
- Много ли вам приходилось страдать от серости окружающих?
-- Страдаем мы все же преимущественно с бодуна... или от зубной боли, буде таковая случится... А серость окружающих – в смысле, глупость и ограниченность – не может не вызывать раздражения. Как у любого мало-мальски мыслящего индивида. Тем более, что в нынешние времена способность к независимому критическому мышлению -- товар не слишком ходовой (об этом так или иначе оба опубликованных наших романа). Но, по счастью, способность эта утрачена еще далеко не всеми (и то, что оба означенных романа нашли своего читателя -- самое приятное для нас тому подтверждение). Так что мы находим, с кем утешиться.
- А с кем, если не секрет?
-- С друзьями, единомышленниками и любыми мыслящими индивидами, коим случается стать нашими собеседниками, собутыльниками или просто неравнодушными читателями наших книг.
- Серая приспособляемость к среде и хулиганский эпатаж- это противоположные полюса, или противовес серой убогости- что-то другое?
-- Скажем так: раздражение от узости и косности господствующих парадигм вполне может выплескиваться в какой-то эмоциональной, провокационной форме... и тогда это выглядит как эпатаж. Но это ведь не самоцель, вообще не цель и даже не очень-то средство, а, скорее, следствие. Так что смысл не в том, чтобы эпатировать... и из двух наших опубликованных книг слово “эпатаж” применимо разве что к “Головоломке”. Смысл – в противостоянии энтропии, что ли. В сохранении способности трезво, независимо и, сорри, креативно мыслить.
- Ещё по поводу серой слизи. Вот Бахтин писал о полифоническом построении романов Достоевского, о том, что все его персонажи являются непредсказуемыми субъектами. Над этими субъектами стоял Бог, который мог внезапно дать им прозрение. Люди как серая слизь- это противоположный образ. Что может спасти человека от скатывания в состояние податливой для манипуляций слизи?
-- Только привычка к постоянному, критическому, жесткому осмыслению окружающего и -- в первую очередь -- себя самого, собственного поведения. Эта штука во-первых, довольно непростая, во-вторых, зачастую неприятная. Но другого способа остаться «объективным носителем разума», пользуясь определением Стругацких, мы не знаем.
- Во времена Горького было понятие «мещан», до него – «обывателей», потом как-то пугало понятие «рабочий класс». Сейчас нарождается новая разновидность серых. Но при всём при том, это срединный путь нормы, правильности жизни. Маргиналы вспыхивают и гибнут, являясь плохими примерами для подражания. Кто вам ближе- нормальные, но сероватые люди или же бешеные самоубийственные маргиналы?
-- А вам не кажется, что тут в самой оппозиции, в противопоставлении ошибка? Что люди не обязательно делятся на серых-скучных-нормальных и буйных-суицидальных-маргинальных? Что, более того, серость вовсе не синоним нормальности, а маргинальность – не синоним осмысленности и творческой состоятельности? Да, часто так бывает – просто потому что косности больше, а все яркое и нестандартное вытесняется на периферию. Но это всего лишь следствие внешних факторов. Так что нам, наверное, ближе люди умные и талантливые – а уж насколько они при этом близки к буржуазной морали или, напротив, к панковской, дело десятое.
- Но всё же часто креативно мыслящие граждане, провоцирующие серых плебеев на искры в мыслях –это чудовищно неприятные подонки. Например, был такой панк Свин. Он выплёскивал, провоцировал, какал на ковёр чистой, восхищающейся его героической личностью девушке в её чистой квартирке, чтобы доказать свою непринадлежность «серой слизи»... И кто тогда носитель энтропии? Свин или девушка?
-- Еще одна банальность: люди творческие -- это люди, не просто часто, а в большинстве своем, довольно тяжелые в быту. Вплоть до полной невыносимости. Иногда -- для себя самих (недаром среди них так велик процент самоубийц и преждевременно -- как тот же Свин -- умерших). Да, разумеется, быть фанатом Курта Кобейна, Джими Хендрикса или Джима Моррисона, просто слушающим его музыку, куда приятней, чем оказаться в числе его родных и иметь дело с означенным талантом и его эскападами лично. Да бог с ними, с панками и прочими нонконформистами -- семья Толстого Льва Николаича тоже с ним, великим, намучилась.
Но давайте не будем смешивать две связанные, разумеется, но никоим образом не тождественные вещи: бытовое поведение и творческий «выход». Человечеству творческая личность важна по большому счету лишь последним. С первым же приходится иметь дело близким упомянутой личности -- каковым сплошь и рядом можно только посочувствовать. Но, согласитесь, бытовое свинство характерно и для огромного количества людей, никакого культурного продукта не поставляющих.
- Серый цвет – весьма распространённый не только в душах, но и в одежде граждан. Какие цвета вы предпочитаете в своей одежде и быту?
-- Вряд ли мы над этим задумывались... Ну, по крайней мере, не попугаечных расцветок. Так что в одежде серый для нас приемлемей лимонного. Но вообще-то главное, чтобы удобно было. А так – есть масса других вещей для осмысления, знаете ли.
- Ваш возраст- около 30 лет, очевидно. То есть у вас было совковое, доперестроечное детство. Какие чувства оно вызывает? Есть ли ностальгия по совку?
-- Даже ровно 30, обоим. Детство – оно у всех по определению вызывает ностальгию в какой-то степени. И наше у нас – тоже. Но, пусть оно и пришлось на советские времена, ничего особенно и отчетливо “совкового” в нем не было. Вряд ли нас успело глубоко перепахать пребывание в рядах октябрят или пионеров... а в комсомол мы уже не поспели. Скорее уж на нас повлияло то, что время, главное для формирования личности – лет как раз с 14-ти и до 25-ти – пришлось на эпоху многократных и бурных перемен и многократного же распада и развала всех привычных форм... активной деградации всех систем, включая понятийные... Этот вот период, наверное, много нам дал в плане неспособности испытывать иллюзии и поддаваться гипнозам – социальным ли, политическим, культурным...
- Получилось, что этот период на разных людей подействовал по разному. Иначе, откуда же тогда взялось нынешнее население на территории бывшего СССР, которое, подобно зомбированным зайчишкам, ржёт у телевизоров над шутками Петросяна, всерьёз озабочено отношениями Киркорова и Пугачёвой, дружно идёт смотреть «Дневной дозор», покупает миллионные тиражи Донцовой и голосует за невнятную «Единую Россию»?
-- Тут причина все же не во времени, а в самих людях. Способность или неспособность независимо мыслить заложена в каждого изначально, а внешние раздражители лишь провоцируют ее или подавляют. Времена, о которых мы говорим, изобиловали очень сильными раздражителями -- поэтому у одних (коих всегда и везде меньшинство) взыскательность и критичность в отношении окружающего повысились многократно, у других (естественно, большинства) редуцировались до полной неразличимости. Но, повторим, людей, не любящих и не умеющих думать больше всегда.
- Вообще, превращение бывших крестьян и дворян, бывших рабочих, интеллигентов и партийной верхушки в новую демократически слипшуюся серую слизь, структурированную по количеству денег, - это процесс позитивный? Как вы относитесь к новым левым, к неомарксизму?
-- Как было сказано, мы люди невосприимчивые к идеологиям и неспособные на иллюзии. Поэтому единственное наше политическое убеждение заключается в том, что политика (особенно в современной ее редакции, особенно в российской) есть куча компоста. В возможность радикального позитивного изменения мира, тем более политическими средствами, мы не верим. И это не только потому что мы неисправимые скептики, а потому что опыт последних ста лет самым радикальным образом покончил с такого рода заблуждениями. Идеалисты 1917-го года на них, заблуждения, имели право, мы -- нет. Поэтому к современным левакам нам трудно относиться вполне всерьез. Это либо неисправимые идеалисты, не желающие ничему учиться (такие наверняка есть, но таких наверняка радикальное меньшинство), либо люди, лишь играющие в левачество. Как, например, все без исключения западные «антиглобалисты», идущие громить «Макдональдсы», когда им надоедает заколачивать бабки в своих офисах -- но преспокойно туда возвращающиеся...
Однако. Еще Джон Фаулз мудро сказал устами героя «Коллекционера»: «лучше быть на стороне левых -- они хотя бы озабочены тем, чтобы людям лучше жилось». Стремление к справедливости -- само по себе очень правильное чувство. Нежелание мириться с тем, что пока один хомо сапиенс жрет лобстеров в ресторане «Пушкинъ», другой надрывается на стройке за гроши, ночует в картонной коробке, а потом за отсутствие регистрации попадает в «обезъянник», где ему отбивают почки, -- это здоровая реакция любого более-менее порядочного человека.
Не будем забывать: между западным показным политическим нонконформизмом и российским есть довольно существенная разница. Она заключается в том, что российская социальная реальность -- в отличие от европейской -- чрезвычайно неблагополучна, а российское государство и вовсе монструозно (подробно аругментировать не будем, лишь сошлемся, допустим, на судьбу рядового Сычева). Когда человек, свое радикальное недовольство состоянием России и теми, кто ею заправляет, претворяет в гражданские акции -- мы этого человека можем понять, а иногда и поддержать (пусть не совместным участием в пикете, но статьей в газете или пассажем в романе). Тем более, что реальный политический нонконформизм с левым уклоном в современной России чреват самыми серьезными последствиями вплоть до длительного тюремного заключения. А когда государство (т.е заведомо более сильный) жестко, по-жлобски, давит, допустим, нацболов (заведомо более слабых в этом противостоянии) -- мы целиком и полностью на стороне последних.
- Что вы думаете о яппи? Вы сами себя считает яппи, или вы ближе к хиппи?
-- Мы безнадежно далеки от любых тусовок, группирующихся по принципу внешних идентификаторов и поведенческих стандартов: от всего этого по определению несет дурной стадностью, т. е. неумением жить по собственным, индивидуальным, рецептам. Хотя люди, демонстративно игнорирующие социальные условности (хиппи, панки и т.д.), нам по определению ближе, чем люди, возводящие эти условности в абсолют. Просто потому, что мы сами к этим условностям относимся в высшей степени скептично.
- Прибалтика, Питер, Москва- есть ли различие «серой слизи» в зависимости от географического местоположения?
-- Различие есть. Но не столько в степени, сколько в характере... в расцветке упаковки. Степень различается разве что по количеству бабла. То есть чем больше бабок и понтов – тем меньше осмысленного и здорового. Так что, безусловно, Москва – чемпион. По части крайних “слизистых” проявлений. Хотя и того нельзя отрицать, что интересных и нормальных людей в Москве и Питере больше, чем в Риге (просто в силу масштаба). Рига все же город провинциальный, маленький и никаким “центром притяжения” не являющийся. Ни для кого ни в каком смысле.
- И где вы черпаете, из какого источника, творческое вдохновение в убогой среде провинциального городка?
-- Мы вообще не очень понимаем, а что это за суп такой -- «творческое вдохновение» -- и чем его черпают. Способность и привычка думать не зависят от места жительства -- равно как и способность реализовывать свои мысли на бумаге. Провинциализм опасен тем, что, варясь в собственном маленьком болотце, ты рискуешь утратить нормальные критерии качества. К счастью, в литературном отношении мы давно уже варимся не в латвийском, крошечном, а в большом российском болоте.
Кстати говоря, даже большая Россия в общемировом современном культурном контексте -- сама по себе изрядная провинция. И российские литературно-критические коллизии и баталии тоже зачастую довольно смехотворны с точки зрения этого самого контекста. Но это уже другой разговор.
- Вас хорошо знают в Риге? Узнают на улице, просят автографов?
-- Нас, естественно, хорошо знают в нашей профессиональной среде -- журналисткой. А что до узнавания на улице -- это довольно смешная история. После того, как мы сделались фигурами в какой-то степени публичными, к одному из нас на улице действительно дважды подошли с вопросом: «А это правда вы?» И хотелось бы соврать, что то были прекрасные юные поклонницы нашего творчества, но на самом деле оба раза это были пьяные мужики, видевшие наши рожи в газете.
- Какие девушки вам нравятся? Одинаковые или разные?
-- «Больше книжек хороших и разных».
- Кого любят читать Гаррос и Евдокимов? Какие любимые книги были у вас в детстве?
-- В детстве – как у любого нормального читающего ребенка того времени. От “Трех мушкетеров” и вообще “Библиотеки приключений” в ассортименте – к братьям Стругацким... А сейчас мы оба читаем слишком много, чтобы с ходу выдать “три любимые книги”. Стараемся читать как можно больше, чтобы из массы прочитанного – тоже довольно серой – вылавливать что-то стоящее. Ловится иногда. Редко, надо сказать. И, увы, чем дальше – тем реже.
- Как вы обычно встречаете Новый год? Блюдёте ли обряды восточных календарей- типа одеться красной собакой и съесть кость?
-- Новый год встречаем как придется, предпочитая делать это в каком-нибудь хорошем городе, желательно в Южной Европе, вроде Барселоны или Лиссабона... но не всегда выходит. Вот в этом году не вышло, один из нас встречал его в Риге, второй – в Москве. А на восточные календари и соответствующие рекомендации внимания мы как-то не обращаем. Костей не грызли, нет. Главное, чтобы выпивка не закончилась до полуночи. Что иногда – к счастью, редко, опыт все-таки! -- случается. Вот это, доложим мы вам, настоящая ошибка. Непростительная. Трагическая.
- Если бы вам дали выступить на ТВ за 5 минут до Нового года- с каким посланием к согражданам вы бы обратились?
- Лучше нас не допускать на ТВ за пять минут до Нового года. Сограждан пожалейте. У них и так жизнь не сахар.
-Судя по всему, вы любите путешествовать? Какие страны, города и какие национальности произвели на вас наиболее сильное впечатление?
-- О нашем отношении к путешествиям лучше всего скажет, надеемся, наша новая книжка. Это роуд-стори через всю Европу, написанная по следам собственных поездок. Что до предпочтений -- очень просто: Южная Европа, средиземноморские полуострова. Плюс специальным пунктом Великобритания. Особенно Шотландия -- ведь там гонят виски, к которому у нас давняя стойкая страстная любовь, что когда-нибудь обязательно станет темой большого романа, и то будет наш опус магнум, дело жизни.
- А как насчёт гендерных праздников? Празднуете ли вы 23 февраля и 8 марта? Что и кому дарите, кто и что дарит вам?
-- Глупо собственную половую принадлежность превращать в повод для праздника. Другое дело, что большинство праздников это в свою очередь лишь повод выпить -- но тут мы в поводах не нуждаемся. К 23 февраля, то бишь Дню советской армии, мы индифферентны хотя бы потому, что ни к какой,тем паче совесткой, армии не имеем ни малейшего отношения. 8 марта, разумеется, одариваем своих женщин -- но это не единственный день в году, когда мы обращаем на них внимание.
- Профессиональные занятия литературой дали вам возможность заниматься только ею, или приходится ещё как то зарабатывать деньги?
-- А вот на этот вопрос мы не можем дать единого ответа. Один из нас продолжает заниматься журналистикой, другой уже примерно год на личном примере опровергает один из базовых законов российской реальности, гласящий, что в этой стране прожить на литературные доходы, не будучи Акуниным или Донцовой, невозможно. Хотя это исключение, только подтверждающее правило.
- Над чем вы сейчас работаете?
-- Уже даже “доработали”. Сдали к Новому году нашим издателям, “Лимбус пресс”, новый роман. Должен выйти в марте. Называется “Фактор фуры” -- это, разумеется, триллер и, разумеется, со злобными социальными комментариями... но не на рижском материале, наоборот, как и было сказано, там такая “роуд-стори”, путешествие через всю Европу от Стамбула до Лиссабона. А сейчас потихоньку составляем сборник из одной киноповести и нескольких рассказов, все – детективного жанра. Надеемся тоже скоро издать.